А вслух произнес:

– Вот ведь какое дело, Юрий Иванович. Кажется, я говорил вам о своем контракте с «Дженерал Моторс». Так вот, я позвонил паре друзей из числа топ-менеджеров этой корпорации, и они пообещали дней через пять дать мне кое-какую информацию – о методе лечения, который вы мне предложили. Я позвоню вам, когда буду готов, и мы встретимся, обсудим детали и примем решение о поездке. Вас это устраивает? – И он заглянул Юрасику в глаза.

Свет вожделения, с которым доцент встретил Дымова, мгновенно погас – словно кто-то повернул выключатель в мозгу эскулапа.

«Понял, – подумал Андрей Семенович. – Понял, что не все кругом дураки, годные служить навозом, на котором вырастет твоя крутая тачка. Ну довольно: финита ля комедия. Надо прощаться».

И он решительно протянул руку Юрасику:

– Всего наилучшего, Юрий Иванович. Где-то через недельку я вам позвоню.

И тут, пожимая ему руку, доцент выдал себя с головой:

– Спасибо вам огромное, Андрей Семенович. Спасибо за все, – проговорил он жалобным тоном. – Вы уж не обессудьте, если что не так. Я ведь хотел как лучше. Все ради вас, – и он виновато развел руками, втянув голову в плечи, словно боялся, что его сейчас ударят.

«И куда делась твоя пятничная гордость, – брезгливо подумал Андрей Семенович. – Ладно, уходить надо, и поскорей, а то стошнит».

Дымов еще раз сказал: «До связи», повернулся и направился к машине.

Открывая дверцу, он думал о том, что нужно поскорее вымыть руки, чтобы избавиться от липкой мерзости, которая ощущалась на ладонях после прикосновений Юрасика. А еще надо выпить горячего чая, обязательно с лимоном. Кислый чай растворит пленку отвращения, осевшую в горле и на стенках желудка и вызывающую тошноту.

– К ближайшему ресторану, Ванечка, – сказал он водителю.

Выпив три стакана чаю, позвонив Марине и выслушав ее (наверное, справедливые) пятнадцатиминутные нотации, Андрей Семенович понял, что делать.

Он давно чувствовал острую потребность прислониться к сильному человеку и переложить на него часть своих проблем. Родные для этого не годились, потому что самым сильным в семье по определению был он сам, и их силы разнились не в разы, а в десятки раз. Ни при каких обстоятельствах он не изменит данное правило. Это касалось жены, дочерей и – он сам не мог сказать, почему, – даже зятя. Хотя тот был вполне преуспевающим доктором медицинских наук, уже не говоря о сестре. Может, это объяснялось привычкой всегда и во всем занимать позицию лидера. Кто остается – Марина? Нет, Марину он воспринимал как советчицу, но не как человека-опору. Почему? В какой-то мере из-за сложившегося в бурные молодые годы феодально-байского отношения к женщинам.

Кто же тогда? И вдруг он понял: ему нужен Жизнев. Не родственник, не друг, но, несомненно, сильный и волевой человек, в профессионализме которого Дымов не сомневался. Но как отреагирует Жизнев? Там видно будет. Андрей Семенович набрал номер доктора. Это был, по всей вероятности, удачный день: Жизнев откликнулся мгновенно и сказал, что они могут встретиться через час.

– Ваня, вперед, в «Вирайл».

Жизнев, как всегда, показался ему очень усталым. «Может, эта вечная усталость и есть причина его отстраненности?» – подумал Андрей Семенович и начал рассказ о своем визите к Юрасику. Завершая повествование, он протянул Жизневу снимки.

– Послушайте, Андрей Семенович, при PSA меньше десяти процесс поражения лимфоузлов, (ли, что вы боитесь произнести вслух, процесс метастазирования, невозможен. И вообще, ЯМР-исследование в данной ситуации бессмысленно. Если доктор, которого вы выбрали, этого не знает, мне жаль вас, потраченных вами денег и времени. При желании вы можете позвонить Юрию Ивановичу и попросить его связаться со мной. У него есть мои контакты. Я готов назвать ему источники, где все эти вещи подробно описаны.

Теперь что касается лечения рака простаты ультразвуком. Действительно есть такая технология. Она совсем новая: пока сделано около ста операций. Это ничто. Последствия такого лечения неясны. Клиническая послеоперационная картина абсолютно не изучена. Так что ваши опасения по поводу неприцельного воздействия ультразвукового луча на пораженные участки простаты и беспокойство насчет, так сказать, ее дальнейшей судьбы совершенно справедливы. Но если у вас есть желание стать подопытным кроликом… В таких ситуациях я вынужден смириться с желанием пациента.

Кстати, несколько лет назад была предпринята попытка вылечить рак вымораживанием простаты. И что? Пятьдесят человек стали инвалидами. Еще раз повторю: единственный эффективный метод лечения этой болезни в вашем возрасте – радикальная простатэктомия, то есть хирургическое удаление простаты. Все! Другого пути нет. Были бы вы лет на двадцать постарше, или будь по каким-то другим причинам операция невозможна, лечили бы химией. Но в вашем случае – только операция.

Жизнев перевел дыхание, сел поближе к Андрею Семеновичу и вдруг сказал уже другим, теплым и родным голосом:

– Послушайте, Андрей Семенович, вы сейчас мечетесь, и я понимаю, почему. Но поверьте мне, это худшее из возможного в вашей ситуации. Вы мучаете – нет, даже истязаете себя.

«Все знает, – подумал Андрей Семенович. – Все как есть».

– Если вы приняли решение оперироваться, есть два варианта: делать это в России либо за рубежом, – продолжал Жизнев. – Если хотите в России, я могу выполнить операцию вместе со своим коллегой. Не хотите у меня, давайте я устрою вас в Военно-медицинскую академию к Петрову. Хирург Божьей милостью. Не хотите у Петрова, я могу подсказать еще пару мест, где прекрасно делают эту операцию. Решили оперироваться за рубежом – можете ехать туда, куда я вам порекомендую, или в другое место, которое сами выберете или кто-то подскажет. Можете ехать в одиночку, со мной или с кем-то еще. Только перестаньте метаться и мучить себя, сделайте выбор! Потому что непринятие решения ухудшает ваше состояние и может повлиять на исход операции.

До этого момента Андрей Семенович чувствовал себя жалкой щепкой в океане. Теперь все изменилось. Он вдруг вспомнил случай, произошедший… тридцать пять? Нет, тридцать восемь лет назад. После смерти отца они с матерью и сестрой обезумели от горя и, плохо понимая, что делают, в стремлении сменить квартиру, воздух которой был пропитан болью воспоминаний об ушедшем дорогом человеке, переехали из своей коммуналки в другую, худшую. Соседние комнаты занимала семья алкоголиков: немолодая женщина, ее гражданский муж и великовозрастный сын. Они превратили жизнь семьи Дымова в ад: с утра до ночи – пьяные крики, оскорбления и издевательства. Мать и сестра тяжело заболели, 18-летнему Андрею приходилось одновременно ухаживать за ними, учиться в университете и подрабатывать. И все – в условиях жесточайшей экономии, или, если называть вещи своими именами, нищеты.

В довершение всего соседке удалось перетянуть на свою сторону каких-то домовых активистов, по совместительству «профессиональных» выпивох, которые взяли моду приходить почти каждый вечер к ним в квартиру и куражиться над матерью и сестрой, которым врач запретил волноваться. Из-за этого Андрей пропускал вечерние занятия в университете и лишился подработок: ему приходилось выступать живым щитом между матерью и «общественниками», которые грозили выселить семью из квартиры.