Оформление верховного управления Белого движения требовало не только определенных правовых категорий и формальных признаков, но и конкретных санкций за противодействие белой власти. Вскоре после прихода к власти Колчака Российский Совет министров постановлением от 3 декабря 1918 г. «в целях сохранения существующего государственного строя и власти Верховного Правителя» скорректировал статьи Уголовного Уложения 1903 г., уравняв статус власти Верховного правителя и статус государя императора. Была восстановлена санкция, существовавшая в Уголовном Уложении 1903 г. и измененная Временным правительством. Принципиально эти редакции отличались только субъектами посягательств (государь император, Временное правительство, Верховный правитель России).

Статья 99 определяла, что «виновные в покушении на жизнь, свободу, или вообще неприкосновенность Верховного Правителя, или на насильственное его или Совета министров лишение власти, им принадлежащей, или воспрепятствование таковой наказуются смертной казнью». При этом как «совершение тяжкого преступления», так и «покушение на оное» уравнивались в санкции. Статья 100 звучала в следующей редакции: «Виновные в насильственном посягательстве на ниспровержение существующего строя или отторжение, или выделение какой-либо части Государства Российского наказуются смертной казнью». «Приготовления» к данным преступлениям карались «срочной каторгой» (ст. 101). «Виновные в оскорблении Верховного Правителя на словах, письме или в печати наказуются тюрьмою» (ст. 103). Бюрократический саботаж подлежал наказанию по скорректированной ст. 329: «виновные в умышленном неприведении в исполнение приказа или указов Верховного Правителя подвергаются лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет». Вышеперечисленные деяния рассматривались военно-окружными или военно-полевыми судами в прифронтовой полосе[61].

Данные изменения действовали лишь «до установления народным представительством основных государственных законов». По этим статьям квалифицировались, например, действия большевистско-эсеровского подполья, организовавшего восстание в Омске в конце декабря 1918 г. Но вскоре стала очевидной необходимость выделения дел о большевистской партии и советской власти в отдельное судопроизводство. В Министерстве юстиции в начале 1919 г. был разработан законопроект «О Государственном бунте». Проект состоял из «Положения о подчинении некоторых преступных деяний, совершенных в целях осуществления бунта, начатого в октябре 1917 г. против власти Временного Правительства Государства Российского, военным судам» и «Положения о лицах, опасных для государственного порядка, вследствие прикосновенности их к бунту, начатому в октябре 1917 г.».

Законопроект дважды обсуждался в Совмине, в сибирской печати. Критику вызывали, в частности, статьи проекта о «бунте» лишь против Временного правительства Керенского, тогда как следовало бы расширить их в диспозиции «преступлений и бунта против всех антибольшевистских организаций и правительств». Передача дел о «бунте» в ведение военной юстиции означала, что ответственность наступит только в случае совершения преступлений в прифронтовой полосе или в местности, объявленной на военном положении, что сужало круг лиц, подлежащих ответственности[62]. Лиц, «опасных для государственного порядка», предполагалось отправлять в ссылку «в отдаленные местности» на срок до 5 лет. Подобная «гуманность» в отношении государственных преступников также вызывала нарекания. Отмечалось, что в этом случае выгодно быть членом большевистской партии, так как, например, за грабеж предусматривалось наказание в виде каторжных работ до 12 лет, а членство в «преступной» организации каралось только ссылкой. Справедливую критику вызывало и отсутствие в проекте наказаний за преступления против Православной Церкви, типичные для «безбожников-большевиков»[63].

Законопроект был утвержден 11 апреля (№ 428) и опубликован 19 июля 1919 г. в «Правительственном вестнике» как «Положение о лицах, опасных для государственного порядка вследствие принадлежности к большевистскому бунту» за подписью министра юстиции С. Старынкевича (Правительственный вестник. Омск. № 188. 19 июля 1919 г.). В окончательном варианте приоритет отдавался гражданскому судопроизводству, а военно-полевые суды исключались из системы. Расследование возлагалось на специально создаваемые Окружные Следственные Комиссии (их полномочия определялись постановлением от 1 июля 1919 г. (№ 508) «О порядке расследования и рассмотрения преступлений, совершенных в целях большевистского бунта», подписанным преемником Старынкевича Г. Тельбергом), а предварительное дознание – на следователей Министерства внутренних дел или чиновников особых поручений при Департаменте милиции.

Ответственности подлежали «лица, признанные опасными для государственного порядка, вследствие прикосновенности их каким-либо образом к большевистскому бунту». Санкция осталась прежней и считалась «неоправданной» в условиях жестокостей гражданской войны – ссылка от года до 5 лет без конфискации и лишение на данный период «политических прав». «Иностранным подданным – высылка заграницу». Лица, не достигшие 17 лет (например, члены Коммунистического союза молодежи), отдавались «под надзор родителей». Только в случае «самовольного возвращения» из ссылки или из-за границы предусматривалась ответственность в виде каторжных работ от 4 до 8 лет. В отличие от «Постановления» 1918 г., данное «Положение» не ограничивалось «содержанием под стражей до созыва Всесибирского Учредительного Собрания», а «предрешало» нормы ответственности, ориентируясь на Устав Уголовного Судопроизводства в редакции до 1917 г.

Хронологические рамки «участия в большевистском бунте» в Положении 11 апреля отсутствовали, что позволяло широко определять категорию «бунта». С другой стороны, при наличии статей 99—101 в редакции 3 декабря 1918 г. всегда можно было квалифицировать действия «противников власти» по нормам, предусматривавшим смертную казнь, каторжные работы и тюремное заключение, выносимые уже органами военной юстиции…».

Таким образом, можно подвести следующие итоги:

Законодательство антибольшевистских и белых правительств, основываясь на принципе правопреемственности от дореволюционного законодательства, ориентировалось на нормы права, действовавшие до октября 1917 года, до прихода большевиков к власти. Следовательно, само установление советской власти и ее декреты признавались недействительными, юридически ничтожными. Тем самым действия членов партии большевиков, представителей советской власти попадали под категорию политических, государственных преступлений с соответствующими санкциями. Действия же представителей антибольшевистских и белых правительств по борьбе с советской властью получали полное политико-правовое оправдание на основе принятых в 1917–1919 гг. законодательных актов.