— И все-таки сына он отдал тебе?

— А как же. Ли — полукровка, так что настоящим китайцем ему не быть. Сун Чжоу скопил деньжат и выписал себе жену из Китая, у него уже двое сыновей-китайцев. Младший брат Сун Чжоу, Сэм Вон — вообще-то его фамилия Сун, но Вон решил стать Сэмом, — служит у меня поваром и недурно зарабатывает. Кому-то из братьев приходится мотаться в Китай, умасливать предков и родню, вот Сэм и взял это дело на себя. На руки он получает лишь половину жалованья, остальное я кладу на его счет в банк: чем больше денег он привозит домой, тем больше требует родня. — Руби хохотнула. — А Сун… ну, он вернется домой разве что в виде праха в шикарной вазе, расписанной драконами.

— Какое же будущее ты прочишь сыну, если воспитываешь его джентльменом? — полюбопытствовал Александр, зная участь внебрачных детей.

Сияющие глаза вмиг наполнились влагой; Руби сморгнула.

— Я все уже продумала, Александр. Через два месяца мы с Ли расстанемся. — Снова справившись со слезами, она продолжала: — На целых десять лет. Он уезжает учиться в Англию, в закрытую частную школу. Туда принимают учеников-иностранцев, отцы которых — паши, раджи, султаны, восточные властители всех мастей, мечтающие об английском образовании для детей. Чтобы выжить там, Ли придется доказать свой ум и способности. Но когда-нибудь его однокашники сами будут править странами, союзницами Британии. Они сумеют помочь Ли.

— Руби, ты слишком многого требуешь от малыша. Сколько ему — восемь или девять?

— Скоро исполнится девять. — Она в четвертый раз наполнила чаем чашку Александра и придвинулась ближе, увлекшись разговором. — Ли все понимает: и про полукровок, и про мое положение в обществе — все-все. Я от него ничего и никогда не скрывала, но не хочу быть для него позорным клеймом. Мы оба сильны духом и практичны. Без него моя жизнь будет мукой, но ради сына я еще и не то выдержу. Если я отправлю его учиться в Сидней или даже в Мельбурн, рано или поздно правда откроется. Но никто не найдет его в английской школе для чужестранных господ. У Суна есть двоюродный брат Во Фат, он поедет вместе с Ли — как его слуга и опекун. В начале июня они отплывают.

— Мальчику придется тяжко, даже если он все понимает.

— По-твоему, я совсем без ума? Но он сам так решил. Ради меня.

— Подумай хорошенько, Руби. Вряд ли он, когда вырастет, поблагодарит маму за то, что отослала его за море в таком нежном возрасте, отправила прямиком в львиный ров английской частной школы. Взрослеть среди чужого богатства и роскоши, каждую минуту сознавая, что прежние товарищи разорвут его в клочья, если узнают, кто он такой… нет, Руби, этого никому не вынести, — заявил Александр, сам не понимая, зачем защищает ребенка, которого видел лишь мельком. Но что-то в распахнутых, беззащитных глазах мальчика, совсем не похожих на глаза Руби, заворожило его.

— А ты, смотрю, из упорных. — Руби поднялась. — Ты верхом? Тогда веди лошадь в конюшню на заднем дворе. А там животиной займется Чань Хэй. Фураж в Хилл-Энде дорог, за кормежку лошади приплатишь пять монет за ночь. Матильда, отведи мистера Кинросса в голубую комнату. Там ему, голубчику, самое место. — И она ушла за стойку бара. — Ужин подадут, когда скажешь, — бросила она вслед Александру, уходящему вслед за Матильдой.

В обстановке Голубой комнаты и вправду преобладал угнетающий блекло-синий цвет, но в остальном здесь было просторно и уютно. От липнущей к нему Матильды Александр легко отделался, поспешив отвести лошадь в конюшню; девица явно рассчитывала на щедрую оплату услуг.

Через две комнаты от Голубой нашлась ванная — как рассудил Александр, ничем не лучше и не хуже любой ванной в Хилл-Энде. Уборную заменяла выгребная яма на заднем дворе — о ватерклозетах в Хилл-Энде и не слыхивали! Очевидно, местные жители испытывали острую нехватку воды.

Помывшись и побрившись, Александр улегся на голубую постель и крепко уснул.

Его разбудил шум: заведение Коствен оживало, а это означало, что городские рудокопы на сегодня покончили с работой. Александр зажег керосиновую лампу, переоделся в чистый замшевый костюм и спустился вниз, чтобы поужинать. В том крыле дома, где Руби принимала пятерых постояльцев, девиц не обнаружилось. Зайдя в конюшню проведать лошадь, Александр заметил, что кухня размещается в отдельном строении, на случай пожара, и потом увидел, что от большого здания отходит еще одно крыло. У этой Руби есть деловая хватка, и жестокости хоть отбавляй. Несчастный мальчишка!

В салуне было не протолкнуться. Посетители выстроились вдоль стойки в три ряда, заняли все столы, кроме хозяйкиного. Еду и напитки подавали Матильда, Дора и еще три девушки. Александр решил сесть за стол Руби и направился к нему, провожаемый любопытными взглядами. Большинство посетителей были еще сравнительно трезвыми.

— Я Морин, — отрекомендовалась рыжая девчонка в зеленых кружевах. Таких веснушчатых лиц Александр еще не видывал: казалось, Морин чем-то вымазалась, чтобы казаться загорелой. — Могу подать жареную ножку поросенка с хрустящей корочкой, жареной картошкой и отварной капустой, а на сладкое — вареный пудинг с изюмом и заварным кремом. А коли не хотите, Сэм приготовит вам еще чего-нибудь.

— Нет, спасибо, Морин, неси, что есть, — ответил Александр. — Матильду и Дору я знаю, а как зовут ваших подружек?

— Вон та раскосая брюнетка — Тереза, а с наколками на руках — Агнес. — Морин хихикнула. — Говорят, она раньше в Сиднее работала, в таверне где-то в Роксе[1].

Стало быть, девчонки Руби далеко не первой свежести. Впрочем, пользоваться их услугами Александр не собирался — сколько за них просят в Хилл-Энде? — и потому занялся великолепно приготовленным ужином. Хозяйке заведения повар Сэм Вон обходился недешево, но стряпать он и вправду умел. Александр мысленно наметил как-нибудь до отъезда уговорить Сэма приготовить ему настоящую китайскую еду.

Руби распоряжалась за стойкой и так захлопоталась, что Александру перепал лишь приветственный взмах рукой; хотелось бы знать, задумался он, во всех ли заведениях Хилл-Энда хозяйки настолько деятельны, и решил, что не во всех. Торговля живым товаром процветала: то и дело кто-нибудь из девиц удалялся в сопровождении жертвы, а когда через считанные минуты распутницы возвращались, их уже ожидала очередь. В городке наверняка имелись и блюстители порядка, и Руби скорее всего откупалась от них.

Ощущая приятную тяжесть в желудке, Александр откинулся на спинку стула, раскурил сигару, придвинул поближе чашку чаю и принялся наблюдать. Он сразу заметил, что за услуги девиц плату вперед получала Руби.

Когда подвыпившие посетители подобрели, Руби направилась к пианино. Оно стояло у входной двери и было повернуто так, что музыкантшу видели все присутствующие в зале. Поддернув юбки, чтобы не путались под ногами, Руби положила руки на клавиатуру, зазвучала музыка. Александр замер и с трудом подавил нелепое желание прикрикнуть на пьянчуг, заставить их помолчать и послушать — так хорошо она играла! Репертуар Руби состоял из незамысловатых популярных песенок, но пианистка украшала их виртуозными пассажами, свидетельствовавшими, что ей по плечу и Бетховен, и Брамс.