Потому что война — не женское занятие.

Эта аксиома не подвергалась в Герметиконе сомнению. Точнее — почти не подвергалась, и на богатой, но считающейся провинциальной Кардонии вот уже двадцать лет женщин принимали на военную службу, с тех самых пор как свободолюбивая дочь консула Даркадо делом доказала, что является лучшим летчиком Ушера. Солдатскую лямку кардонийки не тянули, служили астрологами, радистами — на должностях, где требовались усидчивость и внимание, и, по заложенной Рози Даркадо традиции, — пилотами. И носили особую форму, отсутствующую в коллекции анданийских даров, форму, разработанную специально для них. Форму, которая великолепно сидела на Кире Дагомаро. И не только потому, что сшил ее лучший портной Тахасы, не только.

В свои двадцать три Кира обладала превосходной фигурой — не юношеской, еще слегка угловатой, а женственной, демонстрирующей, что прекрасная роза находится в самом расцвете. Стройная, подтянутая, с небольшой грудью и округлыми бедрами, она привлекала мужские взгляды, а строгость синего кителя и черной юбки лишь добавляла девушке шарма.

Однако бригадир Хоплер повидал на своем веку много женщин, в том числе пилотов, и не отвлекался на подчеркнутые мундиром прелести.

— Майор Дагомаро!

— Да, мой бригадир, — по-уставному отозвалась стоящая навытяжку Кира.

— Вам понятна причина наложенного взыскания?

— Так точно, мой бригадир.

По мнению девушки, на этой фразе встречу можно было заканчивать: разнос проведен, взыскание наложено, обещание отдать под военно-полевой суд прозвучало, чего еще? Но Хоплер считал иначе.

— Ваше самоуправство могло привести к международному конфликту, коммандер Дагомаро, — строго продолжил бригадир, холодно глядя на Киру. — Вы понимаете, что из-за ваших действий наши страны оказались на пороге войны?

— Да, мой бригадир.

Справа от Хоплера сидел полковник Вестербильд — прилетевший из Тахасы военный атташе Приоты, — и именно поэтому бригадир не мог остановиться слишком рано. Политика, чтоб ее, проклятая политика. Кира старалась не обращать внимания на землеройку — поздоровалась едва заметным кивком, после обращалась исключительно к командиру, но постоянно ощущала на себе заинтересованный взгляд полковника. Понравилась красивая девушка? Возможно. Лицо Киры было столь же привлекательным, как фигура: густые рыжие волосы, стянутые сейчас в тугой узел, карие, с золотыми искорками глаза, не очень большие, но живые, маленький, чуть вздернутый носик и большой рот, который мог испортить кого угодно, но только не Киру. Девушка была красива, но понимала, что интерес Вестербильда вызывает не столько ее внешность, сколько фамилия. Землеройка с нетерпением предвкушал, как будет измываться над дочерью консула. Слегка печалился отсутствием публики — на разнос Хоплер не позвал даже высших офицеров базы, — но был полон решимости высказать «вздорной девчонке» все, что о ней думает.

— Вы — грамотный и умный офицер, и я удивлен проявленной вами несдержанностью, — закончил Хоплер. — Свободны.

— Одну минуту, бригадир, — улыбнулся атташе. — Вы позволите?

Ушерцы — и Хоплер и Кира, — посмотрели на полковника, как на… землеройку. Но инструкции Генерального штаба гласили: «проявлять вежливость, оказывать содействие». И бригадиру пришлось кивнуть:

— Пожалуйста.

— Спасибо. — Вестербильд повернулся к Кире и вкрадчиво осведомился: — Коммандер Дагомаро, я обратил внимание на то, что вы смотрите на меня с какой-то необъяснимой агрессией. Я ошибаюсь?

Землеройка, судя по всему, решил зайти издалека.

— Да, — холодно отчеканила девушка, глядя на портрет консула Онигеро, признанного всеми кардонийцами «отцом Конфедерации». — Ошибаетесь.

— То есть вы не считаете приотцев врагами?

— Нет. — Какими-либо обращениями: «полковник», «атташе» и даже «синьор» девушка подчеркнуто пренебрегала. Если Вестербильду хотелось уважения, ему следовало поискать его в другом месте. — Не считаю.

— Но вы открыли огонь.

— Никто не пострадал.

— Но вы открыли огонь, — повторил Вестербильд. — Мне интересно, что вы чувствовали, приказывая стрелять в кардонийцев?

— Мне было неприятно, — без раздумий ответила Кира.

— Хоть что-то, — оживился атташе. — Но мало.

— Вполне достаточно, — невозмутимо продолжила девушка. — Мне было неприятно видеть оккупантов на землях Ушера так же сильно, как разговаривать сейчас с вами.

Вестербильд покраснел.

— Бригадир?

Но на поддержку дипломат мог рассчитывать в той же степени, что и на уважение.

— Флаг Приоты оказался в грязи задолго до того, как его швырнула туда коммандер Дагомаро, — задумчиво произнес Хоплер, вертя в руке карандаш. — Вы, полковник, забыли, что на глазах моего офицера погибли люди.

— Насколько я знаю, геологи выразили желание вернуться на архипелаг и командир нашей экспедиции с уважением отнесся к их решению.

Дипломатические выверты хороши на переговорах, с военными так шутить не следует.

— Не желаете повторить опыт? — осведомился бригадир. — Я могу выделить вам катер на обратную дорогу. Боюсь только, что не смогу снарядить команду.

Кира удивленно посмотрела на Хоплера: на ее памяти старый и крикливый бригадир никогда не отходил от полученных инструкций и не мог, физически не мог сказать то, что сейчас прозвучало.

— Вы мне угрожаете? — растерялся атташе.

— Конечно нет, — усмехнулся бригадир. — Угрожал я своему офицеру, обещая отдать под суд. А вас я просто спрашиваю. По-дружески. С уважением. Как кардониец кардонийца.

Вестербильд вновь покраснел.

«Вонючая землеройка!»

Из штаба Кира вышла в приподнятом настроении: шумный разнос, наложенное взыскание, обещание суда, ядовитые вопросы атташе — все услышанные гадости были перечеркнуты последними высказываниями Хоплера, жесткими заявлениями настоящего ушерского офицера, который плевать хотел на дипломатию, когда дело касалось жизней сограждан. И пусть столичные бюрократы лебезят перед землеройками в попытке «найти приемлемый выход из кризиса» — пусть! Армия и простые ушерцы думают иначе, а значит, сенату придется прислушаться!

— Кира!

— Драмар!

Полковник Накордо ждал девушку во дворе: нервно курил, сидя на лавочке в тени платана, и вскочил, едва Кира появилась в дверях.

— Как все прошло?

— Взыскание и обещание суда. — Девушка поправила фуражку. — Все в порядке.

— От должности отстранили?

— За что?

— Согласен — не за что, — с облегчением рассмеялся Накордо. — Но со штабных станется.

— Не отстранили.

— Вот и славно.