чахоточный бандажник Простосердов и атлет молотобоец Гвоздев также сговаривались знаками, но они играли с молчаливым ехидством и, когда им удавалось выигрывать партию, они как дети гоготали, подтрунивая над Воскобойниковым. Когда прогудел гудок, Солдатенков вскочил и кивнул головой Матвею: —Идем!

В течение десяти минут, пока кузнецы нагревали остывшие за время завтрака горны, Солдатенков объяснил Матвею процесс работы на молоте и в заключение дал попробовать ему управлять рычажком.

Матвею, наконец, удалось правильно поднять молот, стукнуть им несколько раз с неуверенными выдержками и остановить, а затем еще стукнуть и остановить.

Первый успех был налицо. После обеденного перерыва урок повторился. Тоже делалось в течение нескольких последующих дней и скоро Матвей стал работать, сменяя Солдатенкова сперва урывками, а затем, на равных правах, чередуясь с ним ежечасно.

* * *

Матвей, выглядевший в это время уже определенно сложившимся здоровяком-подростком, начал присматриваться к жизни кузнечного отделения, а затем и других цехов.

Но, прежде всего, он определил свое положение в кузнице. Он узнал, что он вместе с остальными подростками и мастеровыми, работавшими на паровых молотах, входит в одну команду, с полдюжиной слесарей — инструментальщиков, подчиненную монтеру Садовкину. Артель подростков должна была не только работать молотами, но и вести их ремонт, а также выполнять некоторые работы по содержанию в порядке особой кочегарки, обслуживавшей кузнечный цех. Для этого Матвей с другими подручными при надобности должен был оставаться на работе в обеденное, вечернее и праздничное время, когда работы под молотом не производились.

Зато в рабочее время, пока Матвей только учился работать и с молотом управлялся Солдатенков, он мог вырывать часа полтора до обеда и столько же после обеда на то, чтобы обойти один за другим сборно-паровозный, механический, вагонный и ряд других цехов, обнюхивая их помещения и примечая, где что делается.

Нечего и говорить о том, что он, составив первое представление о мастерских и присмотревшись несколько к установившимся в них порядкам, постарался прежде всего разыскать Сеньку Айзмана, еще с весны работавшего в сборном цехе.

Он его застал возле одного ремонтируемого паровоза, над которым под управлением седоволосого монтера Иванова возилась артель слесарей. Семен поддерживал в переносном железном горне огонь, между тем как слесарь, с которым он работал, прилаживая нагретую на горне коленообразную скрепу между рамою основания паровоза и цилиндром, старался, чтобы отверстия колен совпали с отверстиями в раме и в металлической обшивке цилиндра.

Выждав пока Айзман освободился, Матвей показался ему из-за паровоза, где до того времени стоял и кивнул головой.

Вспыхнувший от неожиданности Семен оглянулся, сказал слесарю, что уходит и подошел к приятелю.

— Идем в «клуб», — предложил Матвей, с радостным чувством здороваясь с товарищем.

Айзман кивнул головой и они направились в одну из общих уборных двора, куда мастеровые сходились для того, чтобы за пятиминутным разговором друг с другом покурить и перевести дух от работы.

Приятели уселись в уголке на стопочках из кирпичей. Матвей любовно посмотрел на старого приятеля своих игр и сообщника своих мероприятий.

— Ну, что будем теперь делать? —Спросил он довольный тем, что они опять вместе.

— Работать... читать... сказал Семен. Я люблю теперь возле театров торчать, потому что иногда удается обойти билетеров и попасть на спектакль.

— А в мастерских работать всю жизнь будем? —нерешительно спросил Матвей.

Семен об этом еще не думал. Он минуту помедлил, между тем как Матвей обратил внимание на, то, что его товарищ даже на работе, выйдя из-под замасленного паровоза, благодаря прилаженному костюмчику, все же имеет более городской вид интеллигентного, подростка, чем он сам в своей некроенной базарной синей рубахе. Это вызвало в нем сожаление, что он не является таким же аккуратненьким.

Семен, соображая о том, как в самом деле может сложиться их будущая жизнь, ответил:

— Ты знаешь, многие, ведь, наоборот, радуются, если знают, что навсегда останутся здесь работать. Но тебе не придется, потому что тебе может-быть в солдаты ещё итти.

— А это лучше разве?

— Нет. Но что-нибудь делать нужно же?

— Хотелось другого.

Да, совершенно верно, хотелось другого. Им так улыбалась разнообразная жизнь книжных искателей приключений, попадающих в самые заманчивые положения и по прихоти распоряжающихся не только собою, но и окружающей обстановкой. А между тем, судя по тому, что и в мастерские-то попасть на работу составляло в их жизни целое событие, никакие более блистательные перспективы им совершенно не улыбались.

Товарищи на минуту задумались. Семен поднял глаза, вспомнив что-то.

— Ты помнишь, Матвей, у тебя на Кавалерской улице был один приятель, Петька Развозов?

— Знаю, —подтвердил Матвей.

— Он тоже работает у нас в сборном...

— Ну? —удивился Матвей.

— Давно уже. Но дело в том, что он подличать в мастерских начал и за счет других к мастеру подмазывается. Про меня несколько раз говорил, что я из кагала, который ты развел на Кавалерке. На мастеровых и мальчишек наушничает. Чужую работу у кого-нибудь возьмет и говорит, что он сделал. Мы думали, что он просто не знает, где по мордасам себе подработать, а он оказывается с целью все это: добивается, чтобы его перевели в главную контору кем-нибудь. —Тогда, —говорит, —из меня выйдет человек, я дослужусь до бухгалтера или техника, а вы и сдохнете под какой-нибудь машиной.

— Фу, ты, цаца! —Выругался Мотька. —Это Петька-то Развозов сделается техником? Растяпа! Губошлеп!

— Да, брат, растяпа. Он об этом уже и перед мастером антимонии разводил и в контору дорогу нашел. Если подмазываться не перестанет, что ты думаешь, не вылезет? А мне проходу не дает — только „жидом“ и честит. Про тебя говорил, что тебя поп правильно назвал сороконожкой.

Матвей вспыхнул на мгновенье,.

— Ну, если хочешь, с таким на Кавалерке можно побеседовать так, что он перестанет трепаться.

— Поманежить, как следует?

— Да!

— Трудно поймать его на Кавалерке. А в мастерских это не выйдет.

— Он далеко от тебя работает?

— Возле верстаков, копается всегда. Испортился. Превратился совсем в гнусного типа. Недавно дают ему нарезать несколько медных трубок, а он их вертел-вертел, ничего с ними не сделал, взял подбросил одному соседу, а у него нарезные украл. Год работает.

— Вот пассажир! У своих же товарищей?.. —изумился Матвей. —И еще метит в техники! То-то будет гадить всем.

Семен махнул рукой.

— Ну тогда надо взяться за него непременно. Приобщим Тольку Сабинина к этому делу, чтобы он последил за ним и на Кавалерке когда-нибудь его застукаем.

—