– Вы, судя по титулу, имеете отношение к итальянской королевской семье?

– Самое непосредственное. Наша династия, как и вся Савойская ветвь, насчитывает более тысячи лет.

– Неужели знаете всех своих предков?

– Раньше всех до одного. Теперь многих забыла, вспоминать – смысла нет. Смерть не за горами. Скоро увидимся.

– Зря вы так, – искренне огорчилась Дайнека. – У вас многое впереди.

– Не старайтесь быть вежливой. Не утешайте, мне это не нужно. Я верую, что после смерти нас ждет некое будущее, и оно, согласно христианской религии, неизмеримо лучше для хороших людей, чем для дурных.

– А вы относите себя к первым?

Франческа уверенно кивнула и тут же спросила:

– У вас есть сомнения?

– Нет, никаких. Я вас почти не знаю. – Дайнека улыбнулась и, чтобы сменить тему разговора, сказала: – Хотелось бы и мне быть принцессой. Живи где нравится, делай что хочешь.

– Но при этом заплати положенную цену, – проговорила Франческа. – Принадлежность к королевской семье ни в коем случае не гарантирует вседозволенности. Впрочем, строго говоря, ее не может гарантировать ничто.

– Скажите, члены королевской семьи обязаны следовать традициям или у них есть возможность выбрать свою дорогу?

– Выбор есть. Например, можно не учиться в военной академии или сочетаться браком с простолюдином. Благодаря этим вольностям у народа не ослабевает интерес к королевским семьям. Ведь рано или поздно все однообразное приедается. Секрет выживания монархии, в частности, заключается в ее готовности к переменам. Вот вам пример: покойная леди Диана, принцесса Уэльская, своей непосредственностью вернула к жизни Букингемский дворец и показала, что ни один человек не может быть совершенством. Любой из нас имеет право на выбор и на ошибку.

– Ее судьба сложилась трагично, – проговорила Дайнека.

– И здесь работает правило: возьми что хочешь, но при этом заплати положенную цену. – Франческа выпила вино и протянула Клодии пустой бокал. – Пусть принесут еще! – А потом перевела взгляд на Дайнеку. – Думаете, в моей юности не было риска связаться с плохой компанией? Или мне не приходилось оправдываться перед родителями за плохие поступки или слова?

– Вовсе нет, – смутилась Дайнека. – Я так не думаю.

– Кто из нас в молодости не делал ошибок. Например, желал связать жизнь с любимым человеком. Но мечтать о счастье и бороться за него – две разные вещи. Это я про себя… И, если кто-то из современных наследников выбирает свободу, полную риска, а не слепое следование закостенелым стандартам, нам следует только восхищаться их мужеством и ждать, чем все это закончится. В самом деле, если иной спортсмен или актриса имеют хорошие мозги, внешность и здоровье, отчего бы им не составить партию принцу или принцессе. Одно плохо: последствия таких браков можно оценить спустя десятилетия. И вот что я вам скажу: свобода свободе – рознь. Американский «freedom» подразумевает вольницу безо всяких обязательств, что крайне опасно. Мне ближе итальянская «la liberta» – свобода в рамках социума: делай что хочешь, но при этом заплати положенную цену. – Франческа забрала у стюардессы бокал и резюмировала: – Вот видите, мы снова вернулись к тому, с чего начали.

Дайнека посмотрела в иллюминатор. Теперь за стеклом клубились белые облака.

– Слышите музыку? – спросила Франческа.

– Песню? – Дайнека прислушалась к тихой мелодии, которая звучала в динамиках.

– Это – Луиджи Тенко[7].

– Никогда о нем не слышала.

– Неудивительно. Он умер в шестьдесят седьмом в Сан-Ремо. В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое января.

– Откуда вы знаете?

– Мы жили в одной гостинице, и я видела, как выносили его тело.

– Покончил собой? – предположила Дайнека.

– Застрелился после того, как не прошел в финал песенного фестиваля Сан-Ремо. Его исключили из состава участников. Я находилась в зале, когда он пел свою песню «Ciao, amore, ciao!»[8]. Мы были ровесниками, и я в те времена была влюблена.

– В него?

– Нет! Конечно же нет!

– История любви была грустной?

Франческа с интересом повернулась к Дайнеке:

– Откуда вы знаете?

– Догадалась.

– Я не решилась уйти от мужа, и мы остались друзьями.

– Боже мой, как это грустно!

Прислушавшись, Франческа сказала:

– До сих пор, когда слышу эту песню, кто бы ее ни пел, на глазах выступают слезы. – Она протянула пустой бокал, но, заметив, что Клодия уснула в своем кресле, поставила его на стол и обратилась к Дайнеке: – Давно хотела спросить…

– О чем?

– Той ночью вы передумали, сначала отказались уступить номер, а потом согласились. Почему?

Дайнека соврала:

– Я узнала вас. Мы виделись в кафе у Татьяны.

– Неправда. – Франческа улыбнулась. – Вы пожалели меня. Из чего следует, что вы – хороший человек. Я правильно сделала, что пошла к вам сама, а не отправила Клодию. К тому же портье был таким тюфяком, что без меня бы ничего не решил. – Проговорив последнюю фразу, она закрыла глаза, откинула голову и мирно захрапела.

Дайнека поудобнее устроилась в кресле и через несколько минут тоже уснула.

Господь услышал ее молитвы – ей приснился Джамиль. Она явственно ощущала его запах, вкус его губ и нежность объятий. Дайнека была счастлива – пусть недолго, пусть даже во сне. Она любила Джамиля так сильно, как никогда прежде. И верила, что символ их любви – сапфировое сердце – однажды приведет к ней любимого.

Не открывая глаз, она прошептала:

– Теперь мяч на твоей стороне…

Дайнека проснулась оттого, что кто-то по-итальянски сказал:

– Мы приземлились в Палермо!

И на этот раз все повторилось, в аэропорту Палермо Дайнеке показалось, что она увидела знакомую женщину: та же фигура, легкий шаг и взгляд выразительных глаз. Мелькнув в толпе, женщина быстро исчезла.

Поискав ее глазами, Дайнека взгрустнула. Серафима Качалина, скромная жительница российской глубинки, с которой она познакомилась в Венеции три года назад, на деле оказалась международной преступницей по прозвищу Надя Коккодрилла[9].

Убедив себя в том, что встреча невозможна и Надя давно отбывает срок в итальянской тюрьме, Дайнека догнала Клодию. Секретарь шла за носильщиком, который толкал тележку с вещами. Принцесса Франческа поехала на электромобиле и, вероятно, уже ждала их в машине.