– Герман Сергеевич все записал в отчете. Экспертиза подтвердила, что волос – мертвый, уже после стрижки подвергся химическому воздействию красителей и термической обработке.

– Как его можно использовать?

– Есть интересный нюанс: волос принадлежал темнокожему человеку.

– Негритянке? – удивился Вячеслав Алексеевич. – И все же я не понимаю, как это можно использовать.

– Совершенно очевидно, – продолжила Кузнецова, – что сам парик или волосы, из которых он изготовлен, были завезены в Россию извне. Согласитесь, у нас не так много негров. Можно допустить, что страна, из которой осуществлялась поставка, – европейская, но я думаю, что волос приехал к нам с Африканского континента.

– Думаете, Крапивин будет этим заниматься?

– Он обязан.

Вячеслав Алексеевич покачал головой:

– Не верю ему.

– Напрасно. Герман Сергеевич порядочный человек. К тому же, как и вы, – сибиряк. Не вы ли говорили, что сибиряки – люди особенные?

– К нему это не относится.

– Не спешите с выводами. – Елена Петровна потянулась и коснулась его руки. – Хочу вас обнадежить: у меня есть подруга, которая работает в Федеральной таможенной службе. Я попросила ее отследить похожие поставки волос.

– А за это – спасибо. – Вячеслав Алексеевич всем телом подался вперед, как будто собрался ее обнять. – Надеюсь, что сумею отплатить вам добром.

– Ловлю на слове. – Интонация, с которой прозвучали эти слова, заставила их обоих испытать чувство, похожее на смущение.

Тишотка деликатно поскреб лапкой в дверь, Серафима Петровна поднялась, выпустила собаку на улицу, а потом вернулась за стол, где ее племянник Алекс вежливо отхлебывал чай из фарфоровой чашки.

– А теперь расскажи, как живете в этой вашей Германии?

Племянник отставил чашку:

– В общем-то, неплохо. Мать получает пособие. Вы же знаете, она еще не на пенсии. Я работаю на автомобильном заводе. Сестра – медицинской сестрой в госпитале.

– Хорошо зарабатываешь?

– Ну как хорошо?.. – Алекс ненадолго задумался. – Хочется больше, но лучшие рабочие места достаются коренным немцам.

– Ты тоже немец.

– Я – переселенец и немец лишь по отцу.

– Какая несправедливость! – Серафима Петровна схватилась за чайник. – Еще горяченького?

– Не откажусь. – Алекс протянул свою чашку.

Она долила чай и придвинула булки:

– Ешь, пока теплые! – А потом умильно вздохнула. – Помню тебя маленьким: худеньким таким, белобрысым. А теперь вон какой вымахал.

Алекс ел с аппетитом. Глядя на него, Серафима Петровна подумала, что у такого плечистого парня не может быть плохого здоровья.

– У тебя как будто акцент.

– Тетя Сима, я десять лет говорю по-немецки.

– Даже дома?! – ужаснулась Серафима Петровна.

– С сестрой и матерью – только по-русски.

– Ну слава богу! А то как-то не по-человечески получается. – Серафима Петровна смахнула со скатерти крошки. – Борщ разогреть?

– Нет, спасибо, я уже сыт.

Вздохнув, она бегло перекрестилась:

– А ведь и мы чуть было не уехали. Если бы Николай Иванович не умер…

– Я знаю об этом. – Алекс сочувственно опустил глаза.

– Но мы нисколько не жалеем.

– Простите?..

– Нисколько не жалеем, что не уехали в вашу Германщину. Настя вышла замуж, и очень удачно. Муж ее любит. – Серафима Петровна повела рукой и оглядела стены гостиной. – Вот и дом этот на нее записал.

– Повезло. – Алекс вежливо улыбнулся. В нем была какая-то сдержанность, за которой наверняка стояло хорошее воспитание или жесткий самоконтроль.

Серафима Петровна с вызовом подбоченилась:

– Еще неизвестно, кому повезло больше. Ей – молодой девчонке или ему – старику.

Алекс, посерьезнев, спросил:

– А он и вправду старик?

– Пятьдесят три года – уж точно не мальчик.

– В Европе к этому относятся проще.

– К чему? – уточнила Серафима Петровна.

– К разнице в возрасте между супругами.

После этих слов Серафиму Петровну словно подменили: из хлебосольной хозяйки она превратилась в склочную бабу.

– В этих ваших Европах все как не у людей: бабы живут с бабами, мужики с мужиками. Тьфу, срамота!

Обдумав варианты отхода, Алекс аккуратно спросил:

– Где сейчас Настя?

– В Европы ваши уехала. – Серафима Петровна не теряла накала.

– Вот видите, не так уж там плохо.

– Что же сам сюда заявился?

– Родина все-таки… Да и вас хотел повидать. Столько лет прошло с тех пор, как уехал.

– Настя сейчас в Италии, с дочерью Вячеслава Алексеевича. У той – неприятности. Прячется от кого-то. Собрались и в два счета на машине уехали. – Серафима Петровна взяла со стола блюдо и поспешила на кухню. – Пирог с рыбой не подгорел бы!

Вскоре она вернулась, и только поставила на стол блюдо с большим пирогом, как зазвонил ее телефон. Серафима Петровна достала его из передника, взглянула на дисплей и сказала:

– Слушаю, дочушка! Где ты?

Настя ответила:

– В Римини.

– Решили на подольше остаться?

– Осталась только я. Людмила с Вешкиным укатили.

– Божечки мои! – запричитала Серафима Петровна. – Как же так? Одна, без языка, без знакомых!

– Знакомых я уже завела.

– А деньги? Денег тебе хватит?

– Если что – возьму у Людмилы.

– Она-то куда уехала?

– На Сицилию.

– Сицилия – это город такой в Италии? – спросила Серафима Петровна.

– Остров, – чуть слышно заметил Алекс.

В этом географическом конкурсе победила Настя, сказав:

– Сицилия – это Итальянские Альпы.

Алекс прошептал:

– Привет передайте…

Серафима Петровна тут же анонсировала его появление:

– А ты и не знаешь, кто к нам приехал!

– Кто? – спросила Настя.

– Твой сродный[6] брат из Германии!

– Сашка?

– Теперь его зовут Алекс.

– Вот он дает!