Прежде всего, вечная война оттягивала агрессию к рубежам империи и помогала сохранять внутренний мир, поддерживая теорию о разделении на территорию мира (ислам) и территорию войны (все остальное), созданную в дни первых халифов.

Вечная война на границах помогала укрепить такое представление о войне и мире, прежде всего, потому, что в результате оно выглядело истинным: на границах в самом деле постоянная война, а внутри страны в самом деле мирно и спокойно, и во-вторых, потому что помогала ему стать истиной. Объединяя арабские племена против окружающих Чужих, такая концепция джихада снижала уровень междоусобных распрей, характерных для арабской племенной жизни до ислама, и в самом деле помогала сделать исламскую империю местом относительно мирным.

Это проще понять, если представить себе, кто и как сражался в этих ранних завоевательных войнах. Как правило, это были не профессиональные военные, дисциплинированно выполняющие любой приказ императора. Эти кампании вели племенные войска, которые вступали в битву, когда им этого хотелось, и сражались за веру, следуя скорее собственным желаниям, чем приказам халифа. Если бы они не воевали на границах, расширяя мусульманскую империю – очень вероятно, принялись бы грабить соседей у себя дома.

Кроме того, постоянная война – пока оставалась победоносной – подтверждала притязания мусульман на то, что Бог на их стороне. Основным чудом, утверждающим правоту ислама, с самого начала служил его поразительный военный и политический успех. Иисус, как говорят, исцелял слепых и воскрешал мертвых. Моисей превратил жезл в змею и во время исхода евреев из Египта заставил расступиться воды Красного моря. Именно видимые чудеса такого рода подтверждали притязания этих пророков на божественность или связь с Богом.

Но Мухаммед никогда не совершал подобного рода сверхъестественных чудес. Не привлекал к себе сторонников, демонстрируя силы, противоречащие законам природы. Единственным чудом, случившимся с ним, было то, что однажды он перенесся в Иерусалим, а потом на белом коне взлетел на Небеса – и это свершилось вовсе не при множестве зрителей. Никто этого не видел – лишь сам Мухаммед позже рассказал об этом своим товарищам. Люди могли верить ему или нет, по собственному желанию; но на его миссии это не отражалось, поскольку он никогда не использовал вознесение на Небеса как доказательство своей правоты.

Нет, чудо Мухаммеда (помимо самого Корана и необычайной убедительности его проповеди для многих, кто ее слышал) состояло в том, что мусульмане выигрывали битвы, даже сражаясь с втрое большими армиями. Это чудо продолжалось и при первых халифах: территория ислама расширялась с умопомрачительной быстротой – и чем можно было это объяснить, если не вмешательством Бога?

Это чудо не прекращалось и при Омейядах. Теперь победы не приходили так быстро, бывали не столь драматичны – но это и понятно: со временем мусульманам всё реже случалось значительно уступать врагу числом. Важно то, что победы продолжались, территория расширялась и никогда не сокращалась. Пока это оставалось так, каждая победа подтверждала истину ислама и возбуждала религиозный жар, благодаря которому становились возможны новые победы, а они тоже подтверждали истину ислама и возбуждали религиозный жар… и так далее, и так далее, по кругу.

Были у постоянной войны и побочные благотворные эффекты. Она приносила прибыль. Сами мусульмане говорили так: пусть властитель, презирающий Аллаха, собирает с подданных налоги, пока казна не переполнит его сундуки – тогда явятся мусульмане, скинут его с трона, освободят подданных от его жадности, а сокровища заберут себе! Освобожденный народ будет счастлив, а мусульмане богаты: всем, кроме самого свергнутого властителя, это пойдет на пользу!

Пятая часть военной добычи неизменно отсылалась в столицу – и поначалу распределялась среди Уммы, в первую очередь среди самых бедных и нуждающихся. Но с каждым халифом всё больший процент отправлялся в общественную казну. А Омейяды, придя к власти, начали забирать в казну практически всю прибыль и оплачивать из нее государственные расходы, в том числе возведение роскошных дворцов, благоустройство городов и экстравагантные благотворительные проекты. Так прибыль от постоянной войны на границах позволила правительству Омейядов стать для народа благотворной силой: оно улучшало жизнь простых граждан, не обременяя их новыми налогами.

Прецедент для Омейядского порядка заложил еще халиф Усман, разрешавший мусульманам тратить деньги, как вздумается, если только они соблюдают ограничения, наложенные исламом. Основываясь на законах Усмана, Омейяды ссужали мусульманам деньги из казны и позволяли приобретать землю на завоеванных территориях. Разумеется, чтобы получить такой заем, нужно было иметь серьезные связи – куда более серьезные, чем во времена Усмана; а поскольку ислам запрещает ростовщичество, займы были беспроцентными, то есть очень выгодными.

Умар приказывал, чтобы арабские воины-мусульмане на новых территориях жили в гарнизонах, не смешиваясь с местными жителями – отчасти для того, чтобы избежать неизбежных столкновений и недовольства местных, отчасти для того, чтобы мусульман не соблазняли языческие удовольствия, отчасти для того, чтобы мусульманское меньшинство не растворилось в местном большинстве. Во времена Омейядов эти гарнизоны превратились в укрепленные арабские города, где обитала новая аристократия, владеющая огромными земельными угодьями в окрестностях.

Однако исламское общество ничем не напоминало феодальную Европу, где поместья, как правило, были самостоятельными экономическими единицами и находились на самообеспечении. Омейядская империя гудела от торговцев и ремесленников; все уголки ее связывали воедино сложные торговые пути. Богатство, которое источали огромные поместья, не оседало в них: его вкладывали в товары, которые отправлялись в самые дальние страны, а взамен им оттуда приходили другие товары. В городах-гарнизонах постепенно смягчался режим, они превращались в точки торговли и коммерции. Весь исламский мир был испещрен процветающими городами. Это было городское общество.

Сам Муавия, хоть благочестивые мусульмане и клеймили его за моральное несходство с Праведными Халифами, показал себя успешным управленцем и в политике, и в экономике. Безжалостный, но умеющий быть обаятельным, он привлек на свою сторону мятежных арабских вождей – в основном убеждением, но, когда требовалось, не чурался подавлять мятежи и восстанавливать закон и порядок и силой. Действовал в своих личных интересах – но и в интересах общества, жизнь в котором становилась все более цивилизованной.

Взглянем, например, как использовалось сочетание кнута и пряника в предостережении жителям Басры, которое выпустил сводный брат Муавии Зияд, назначенный губернатором Басры: «На первое место вы поставили родство, а религию – лишь на второе; вы извиняете и прячете своих грешников, нарушая законы, установленные исламом ради вашей защиты. Смотрите за тем, чтобы не оказываться на улицах после наступления темноты. Я буду убивать каждого, кто крадется в ночи. Не пытайтесь взывать о помощи к родным: я отрежу язык каждому, кто издает подобный зов… Я правлю всемогуществом Божьим и одаряю вас богатством от Бога. Я требую от вас повиновения – вы требуете от меня праведности… В трех вещах я не согрешу: всегда буду готов выслушать любого из вас. Буду пунктуально выплачивать вам ваши пенсии. Не стану отсылать вас в поле слишком далеко или слишком надолго. Итак, не позволяйте гневу и ненависти против меня уносить вас слишком далеко: это повредит лишь вам самим. Я уже вижу, как катится множество голов. Пусть же каждый из вас сам позаботится о том, чтобы голова осталась у него на плечах!»[19]