— Мефодий, не Карл, — напомнил студент. — Договаривались же!

— Для своих — Карл, — возразил я. — Подпольная же кличка!

— Да ну тебя! Скажи лучше: пиво или чай?

— А ты со своей не помирился ещё разве, чтобы пиво среди недели пить? — удивился я.

Карл поморщился и вопросил:

— Давай не будем об этом, да?

— Давай не будем. И в любом случае — чай. Мне ещё конспекты переписывать.

Утром я еле встал. И не выспался, и Малыш вчера помял, всё тело ломило, несмотря даже на медитацию, в которую погрузился перед сном с целью ускорения восстановительных процессов.

Миша Попович ещё дрых, а вот Милена уже кашеварила на кухне. Когда я передал привет от Льва, она лишь насмешливо фыркнула.

— Ещё помнит? Удивительно!

— Что именно — удивительно? — уточнил я, сбитый с толку непонятной реакцией. — На танцы ж до недавнего времени вместе ходили!

— Всё течёт, всё меняется, — неопределённо пожала плечами Милена, выставляя на стол тарелку с яичницей. — Теперь у него совсем другой круг общения.

Тут уж пришла моя очередь вворачивать её же банальное:

— Всё течёт, всё меняется. — И ещё я не удержался и уточнил: — А другой круг общения — это, надо понимать, компания госпожи Хариус?

— Компания? — фыркнула Милена. — Нет никакой компании. Есть только невероятная госпожа Хариус и её воздыхатели. Жалкое зрелище.

Я прекрасно помнил вечеринку по случаю новоселья Льва и, поскольку отнести в разряд жалких зрелищ явление честному народу Элеоноры Генриховны никак не мог, то спросил:

— С чего это?

— Да все они там малохольные, — пояснила Милена. — Инициация на первых трёх витках зачастую сопряжена с эмоциональной уязвимостью и нестабильностью — это я тебе как медик говорю, — вот она таких вокруг себя и собирает.

Я озадаченно хмыкнул и тему развивать не стал. Наверное, Милена в самом деле знала, о чём говорила, но она — женщина, а я был целиком и полностью уверен, что влекла молодых людей к госпоже Хариус отнюдь не какая-то там эмоциональная нестабильность. Эдак можно оной любую влюблённость объяснить.

Хлоб перехватил уже после занятий. Едва ли он намеренно поджидал у студсовета именно меня, но, приметив легковой вездеход с символикой ОНКОР и курившего на крыльце комиссара, подумал я именно об этом.

— Пётр! Ты-то мне и нужен! — радушно улыбнулся Хлоб, чем насторожил пуще прежнего, выкинул окурок в урну и двинулся вниз по ступенькам. — Давай-ка пройдёмся!

«Ну хоть руку не протянул, а то бы точно дело швах было», — подумалось мне, но тревоги я не выказал, продемонстрировал исключительно вежливый интерес.

— Возникли дела на военной кафедре, да и в ректорат надо заскочить, — вроде как решил успокоить меня Хлоб, — вот и решил не звонить тебе, а переговорить вживую.

— Что-то не так с запросом? — предположил я.

— С запросом как раз всё в порядке, — уверил меня комиссар, раскрыл портфель и протянул опечатанный пакет. — Держи!

Я спрятал не столь уж и увесистый конверт в собственный портфель и вдруг обнаружил, что сделался центром всеобщего внимания. В лицо комиссара тут, разумеется, мало кто знал, но человек в мундире майора ОНКОР — фигура вне зависимости от занимаемой им должности. А я у него какие-то бумаги принимаю! Ситуация!

От Хлоба интерес окружающих тоже не укрылся, и он указал на палатку с газводой.

— Идём-ка!

Мы купили по стакану газводы без сиропа и заняли лавочку, стоявшую наособицу в тени двух уже покрывшихся молодой листвой яблонь.

— Я, видишь ли, в свободное от работы время занимаюсь устройством беспризорников, которые со всей страны в Новинск съезжаются, — начал комиссар разговор издалека. — Кого-то в детские дома определять получается, кого-то в специализированные заведения смежного профиля. Нет, не в детские колонии. — Он позволил себе скупую улыбку, снял фуражку и протёр бритую голову платком. — Об интернатах для одарённых детей слышать доводилось?

Я кивнул.

— «Синяя птица»?

— Этот один из самых известных, — подтвердил комиссар. — Я действительно считаю, что все имеют право на второй шанс, просто не всем хватает ума им воспользоваться. Тебе вот — хватило.

И вновь я кивнул, хоть и не понял, сказано это было о зачислении в курсанты или же имелось в виду убийство Казимира Мышека. В любом случае холодок по спине так и побежал.

— Некоторые очень талантливые юноши и девушки впустую растрачивают потенциал и ломают себе судьбы, но, если они вдруг берутся за ум, мне представляется крайне важным оказать им в этом благом устремлении всемерное содействие.

— Речь сейчас, надо понимать, о ком-то конкретном? — резонно предположил я.

— Пока ещё нет, — покачал головой Хлоб и отпил газводы. — Это лишь необходимая прелюдия.

— Я весь внимание.

Комиссар окинул меня цепким взглядом и покривил уголок рта.

— Ходить вокруг да около не вижу смысла. Догадался, поди, что речь о Косте Северянине?

Я только вздохнул и ничего отвечать не стал, дабы не выказать раздражения и разочарования, наверное — даже злости.

Только-только возможность прижать эту шайку-лейку появилась, и моментально покровитель нарисовался! Ну теперь-то ясно, почему Северянина до сих пор из института не вышибли!

— Слышал, у тебя с ним непростые отношения… — продолжил Хлоб и оставил фразу недосказанной, замолчал.

На сей раз отмалчиваться я не стал, вместо этого подтвердил:

— Не без этого.

Просто сумел обуздать эмоции и сообразил, что ситуация далеко не столь однозначна, каковой показалась мне на первый взгляд. Начать хотя бы с того, что сам Северянин к рассматриваемому дисциплинарным комитетом происшествию никакого касательства не имел. Подозреваю, именно по этой причине его приятели в неприятности и вляпались — сам-то он так глупо никогда не подставлялся. Опять же, реши Хлоб прикрыть своего протеже, уж точно бы ко мне обращаться не стал. У него и на военной кафедре связи имеются, и в ректорате. Да самое меньшее со Стройновичем бы на этот счёт переговорил!

Вот, кстати, не от него ли он о моём желании прищучить Северянина узнал?

— И снова возвращаемся ко второму шансу, — сказал комиссар, осушил стакан и достал портсигар, закурил. — Видишь ли, человек — существо социальное, а бытие определяет сознание. Круг общения и образ жизни окружения влияют на человека подчас до такой степени, что нивелируют все его попытки изменить судьбу. Именно поэтому среди карьерных преступников почти не бывает отошедших от дел. Даже если кто-то и пытается завязать, другие рецидивисты тянут его на дно.

— Честно говоря, не совсем понимаю, к чему этот разговор… — признался я и отпил газводы.

— Дело в том, что Костя решил взяться за ум. Допускаю, что его избрание в студсовет начиналось как банальная шутка, но общение с инициативными молодыми людьми определённо пошло ему на пользу. Он стал принимать активное участие в жизни самоуправления, даже девушку постоянную, как я слышал, завёл. Будет обидно, если все эти благие намерения пойдут прахом из-за его приятелей.

Меня так и подмывало в подробностях рассказать собеседнику обо всех нюансах знакомства Кости с его новой девушкой, но делать этого я не стал, разумеется — нет. Вместо этого изобразил вежливое внимание.

— Наибольшее влияние на него имеют некие Коновал и Комар, они же Заноза и Бугор, — произнёс комиссар, не спуская с меня пристального взгляда. — Не так давно они совершили достаточно серьёзное правонарушение…

— Недостаточно серьёзное для изоляции от общества, — отметил я, хоть на деле всё было далеко не так однозначно.

— Но это ведь, как посмотреть, не так ли? — усмехнулся Хлоб, последний раз затянулся и кинул окурок в урну. — Я сейчас не говорю о тюремном заключении, я говорю о втором шансе. Они тоже его достойны, но не смогут ничего изменить без помощи со стороны.

Я озадаченно наморщил лоб.

— Думаете, им помогут курсы при комендатуре?

— Слишком радикально. Имеет смысл начать со сборов в учебном центре корпуса. — Комиссар поднялся с лавочки и оправил китель. — Вернутся в сентябре новыми людьми.

Я тоже встал и покачал головой.

— Им ещё два месяца до конца семестра учиться.

— Чем-чем, а учебной литературой их обеспечат.

Возражать не имело никакого смысла, да и желание спорить у меня тоже отсутствовало.

Второй шанс? А почему бы и нет? Все от этого только выиграют. Даже сами Бугор и Заноза. Иначе они точно вскорости до потери благонадёжности допрыгаются.

— Только вернуть их нужно будет в августе, чтобы по сессии хвосты закрыть успели, — заметил я.

Хлоб возражать не стал.

— Четыре месяца? — хмыкнул он и кивнул. — Пойдёт!

При этом выжидающе посмотрел на меня, но я и не подумал выдвигать каких-то встречных условий, отнёс пустые стаканы в палатку с газводой и вновь присоединился к комиссару.

— Проведём решением дисциплинарного комитета на этой неделе, — пообещал я. —