сунув тетрадь в портфель, и поднялся из-за стола. — Встал…

— Петя, прекрати! — потребовала барышня. — Я ещё после вчерашнего не отошла! Буду на раскоряку из-за тебя ходить, а у меня сегодня тренировка по волейболу!

— Сложности даны нам для того, чтобы их преодолевать! — заявил я в ответ.

Против этого Инга возражать не стала.

Карла я отыскал на большой перемене в столовой.

— Как жизнь молодая? — поинтересовался я, поочерёдно здороваясь с ним, Яном и Костей.

Здоровяк ожидаемо поинтересовался:

— Слышал, комендантский вездеход в студгородке взорвали?

— И слышал, и видел, — подтвердил я, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что последует дальше, и в итоге весь обед отвечал на расспросы студентов.

— Это плохо, — подвёл итог Карл. — Надо этим заняться.

— И как именно? — насмешливо фыркнул Ян. — Вот что мы можем сделать, скажи?

— Бдительность повысить! — заявил в ответ здоровяк, приложив по столу мясистым кулаком. — Как-то ведь протащили взрывчатку из города! Надо провести собрание студенческой дружины по этому поводу!

— Мозговой штурм нужен! — кивнул Костя.

Мы ещё немного поговорили о случившемся, а потом я отозвал Карла в сторонку.

— На два слова! — И дальше тянуть и ходить вокруг да около не стал, спросил напрямую: — Хочешь в нашем проекте поучаствовать?

Здоровяк немного помялся, но всё же ответил предельно прямо:

— Честно говоря, не очень.

— Ты ведь понимаешь, что тебя всё равно припрягут к проектной деятельности?

— Ну их! — фыркнул Карл и махнул мощной ручищей. — Отбрешусь как-нибудь. Петь! Ты же видишь, какие дела творятся⁈ До проектов ли сейчас? Я лучше на дополнительную смену в дружину выйду, всё больше пользы будет!

Я вздохнул.

— Не хотел сразу говорить, думал сюрприз сделать, но, так понял, Марина Дичок к Инге переезжает.

Карл хмуро глянул на меня и спросил:

— Это тут к чему? Хочешь сказать, она в вашем проекте участвовать собирается?

— Нет, насколько знаю. Но собрания мы у Инги проводить будем. Если есть желание к Маринке приглядеться — лови момент.

Слова мои студента нисколько не порадовали.

— Вот как ты, да? — насупился он.

— А что я? Не хочешь хитрить, можем без всякого проекта все вместе в кино сходить. Попрошу Ингу с собой за компанию Марину позвать. Или не интересно?

— Иди ты, Петя, знаешь куда? Змей-искуситель!

Я пожал плечами.

— Ты из меня сводника-то не делай! Я тебе участие в проекте предлагаю, дальше ты сам думай.

Карл покривился.

— Это ж научной деятельностью какой-то заниматься придётся?

— Не придётся. На тебе опросы студентов будут. Если что — припряжёшь Яна с Костей подсобить, втроём за день управитесь.

— А сам чего?

— На мне получение первичных данных.

Карл немного помялся и сказал:

— Петь, я подумаю. Но пока ничего не обещаю. Со своей ещё надо поговорить. Пока даже просто не понимаю, что у нас с ней…

Давить на приятеля я не посчитал ни нужным, ни даже просто уместным, распрощался с ним и отправился в студсовет. Ещё в коридоре расслышал редкий-редкий стук печатной машинки, заглянул в кабинет и убедился в своей догадке: это неуверенно тыкала пальцами в клавиши Ирина Лебеда. Касатона не было вовсе.

— Привет! — улыбнулся я, проходя внутрь. — Как успехи?

— У меня уже ноготь треснул! — пожаловалась барышня.

— Так не тыкай им.

— А как ещё?

— Ты же оператор!

Ирина хмыкнула и заправила чистый лист взамен какого-то наполовину набитого приказа. Печатная машинка дрогнула, будто от сильного удара, по листу одновременно стукнули сразу несколько литер и, разумеется, их рычажки намертво сцепились между собой.

— Ой, переборщила! — хихикнула барышня и дальше уже такой ошибки не допускала, воздействовала на клавиши по отдельности. Сначала печатная машинка постукивала едва ли быстрее прежнего, но вскоре затарахтела в ритме пулемётной очереди, а потом вновь сцепились литерные рычажки.

— Не части, — посоветовал я.

Ирина кивнула, убрала испорченный лист и вернула на место приказ, после чего добила текст со скоростью профессиональной машинистки.

Я думал, выйдет полнейшая белиберда, но нет — даже корректор использовать не пришлось, не случилось ни единой опечатки.

— Да у тебя талант!

— И не только в этом! — озорно подмигнула Ирина.

— Точно! — улыбнулся я. — Ты же ещё в танцах сильна!

— Фу таким быть, Петенька! — укорила меня студентка с показной обидой. — Кто старое помянет, тому глаз вон!

— Да мне и нечего вспоминать — я ж ничего не видел!

— Вот и не увидишь!

— Как скажешь.

Я примостился с краешка стола, придвинув к тому стул, выложил несколько исписанных по возможности разборчивым почерком листков, и Лебеда немедленно поинтересовалась:

— Это перепечатывать?

— Нет, погоди. Может, у Касатона ещё правки будут.

— Тогда я пока схожу носик припудрить.

Легонько покачивая бёдрами, Ирина вышла из кабинета, и я беззвучно ругнулся:

— Вот зараза! — Потом достал тетрадь, в которую переписал сведения о Барчуке, начал просматривать их и пришёл к неутешительному для себя выводу, что вся эта затея обернулась пшиком и ничего полезного мне не дала.

Ну в самом деле — какой может выйти прок от показателей физического состояния Маленского, динамики его мощности и длительности нахождения в резонансе? Для проекта тут есть что проанализировать, я же ставил перед собой совсем другие цели. Почему-то полагал, будто доступ к этой информации поможет выйти на покровителя Барчука, но не тут-то было. Я и без того знал, что Маленский прошёл инициацию на девятом румбе восьмого витка — ничего нового мне показатели его мощности и длительности резонанса дать не могли.

Восемьдесят шесть киловатт, девяносто шесть секунд.

Стоп! Что-то было не так!

Не могу сказать, будто назубок знал таблицу показателей всех румбов, но варианты силового противостояния Барчуку я прорабатывал не раз и не два, при этом всегда держал в уме его превосходство в мощности, и в памяти у меня чётко отложилось, что изначально уступал ему не в два раза, а всё же чуть меньше. Между тем, пик моего девятого витка — сорок четыре киловатта, а у Барчука в выписке значится аж восемьдесят шесть!

Точных цифр я не помнил и вполне мог что-то путать за давностью лет, но всё же обвёл кружочком итоговую мощность Барчука, после чего взялся разбирать свои рабочие записи. За этим занятием меня и застал вернувшийся на пару с нашей машинисткой Касатон.

— Как успехи? — поинтересовался он, поздоровавшись.

— А это ты мне скажи, — усмехнулся я, зажмурился и помассировал пальцами виски. — У нас отчётность по правонарушениям идёт или по фигурантам? Если по одному случаю полтора десятка студентов проходят — мы сколько себе пририсуем: единичку или сразу пятнадцать?

Стройнович возмущённо воззрился на меня и даже подбоченился.

— Пётр Сергеевич! Что за бюрократический подход⁈ Мы сюда выбраны не отчётностью манипулировать, а с людьми работать! К каждому индивидуальный подход найти должны! До каждого достучаться!

— То есть — пятнадцать? — уточнил я на всякий случай.

— Разумеется! — подтвердил Касатон и погрозил пальцами хихикнувшей Ирине. — Расследование инцидентов — прерогатива Бюро! Мы — представители студенческого сообщества!

Я чего-то подобного и ожидал, поэтому выложил перед собой будто выигрышную комбинацию карт сразу три протокола.

— Основной состав сборной по сверхрегби химического факультета устроил тренировку на пятом этаже главного корпуса. Вынесли три двери, помяли пять студентов и одного аспиранта. Всего задержано пятнадцать человек. Вот по ним рекомендации.

Касатон Стройнович принял листок и поморщился.

— Ну и почерк!

— Я разберу! — вступилась за меня Ирина.

— Возмещение причинённого ущерба с удержанием из стипендий, публичные извинения перед очередной игрой, общественные работы на стадионе, — озвучил моё предложение Касатон и кивнул. — Годится! Остальным спортсменам наглядный пример будет.

— Стоит опросить для выявления зачинщика? — уточнил я.

— Брось! — отмахнулся Стройнович. — Это ж регбисты, до них так просто не достучаться. Да и не дело командный дух подрывать. Тренера вызови, я с ним поговорю, а он уже подопечным фитиль вставит — это действенней будет. Что ещё?

Я передал ему второй листок.

— Уличное представление с задействованием сверхспособностей. Шесть оболтусов изображали йогов на бульваре Февраля.

— А вот тут я с тобой не соглашусь… — Касатон взял ручку и перечеркнул две последних строчки. — Я считаю, важным поддерживать тягу к прекрасному. Пусть не улицы метут, а в студенческой самодеятельности отрабатывают. А то все творческие личности с гонором, на себя исключительно главные роли примеряют, в массовку никто идти не хочет. Ещё что-то есть?

— Из неотложного — контрабандисты. Вчера с ними поговорить не вышло.

— Ну так вызови на завтра! — потребовал Стройнович. — Глядишь, все три дела на одном заседании рассмотрим и сразу… Сколько там персоналий набегает? За тридцать? В общем, мы так серьёзно отчётность улучшим, а то у нас уже сроки горят. И вот ещё что… — Он расстегнул свой портфель,