уверены в себе и ведут себя крайне нелепо, не понимая, что выглядят вовсе не крутыми, а просто жалкими. Он всегда казался мне самым закомплексованным из-за его постоянной потребности в гиперкомпенсации. И мне кажется, что самый неуверенный в себе подсознательно ищет лидера, чтобы тот задал ему направление. У нас регулярно проскальзывали шутки о том, что Дуайт был бы идеальной правой рукой ужасного диктатора, потому что ему неважно, какой идеологии подчиняться. Он так устроен. У нас было написано много шуток про евреев, и всем было очень смешно. Я всегда возмущалась: «Господи, это ужасно, как вы можете об этом говорить?» Абсолютно чудовищные вещи, но все равно было смешно.

Джин Ступницки:

– Помню первые попытки написать монолог Дуайта про Вторую мировую войну, из которого становится понятно, что его прадедушка был нацистом. Помню, как Майкл[38] меня отговаривал. Он говорил: «Нет, не надо, он не такой!» – «Да нет же, это сработает. Пусть у него будут фашистские корни», – отвечал я. Мы очень сомневались на этот счет, но решились, и в итоге это стало частью канона. Он тот, кто он есть, и все это приняли. Его прадедушка был нацистом.

Ли Айзенберг:

– После такого уже нельзя было пойти на попятную.

Рэйн Уилсон:

– Из него получился бы отличный нацист.

Роб Шеффилд:

– Мой самый любимый эпизод с Дуайтом – тот, в котором он произносит пламенную речь («Выступление Дуайта»), а Джим не признается, что подсунул ему речь Муссолини. И, честно говоря, в этот момент ты узнаешь про Муссолини и его философию гораздо больше, чем хотелось бы. Но Дуайту нравится эта невероятно глупая и пугающая фашистская речь, и в тот момент он по-настоящему счастлив. Возможно, для него это один из самых счастливых моментов за все время нашего за ним наблюдения. Для меня это очень эмоциональный эпизод.

Джин Ступницки:

– Дуайт – очень разносторонний персонаж. Он мог бы стать отличным нацистом, а еще он пользуется спросом у женщин, чего вообще от него не ожидаешь.

Ли Айзенберг:

– Некоторые неожиданные качества Дуайта – это те, что достались ему от самого Рэйна. Рэйн музыкант, он играет на гитаре, поэтому и Дуайт играет на гитаре, хотя, на первый взгляд, он не похож на меломана.

Джин Ступницки:

– Этот персонаж по-настоящему объемный. Было бы слишком просто, если бы Дуайта можно было описать в двух словах: дескать, он дисциплинированный и у него нет чувства юмора. К слову, у него есть чувство юмора, просто оно отличается от общепринятого. Дуайт наверняка смотрел бы ролики на YouTube, где люди получают по яйцам, и находил бы их уморительными. У каждого персонажа шоу богатый внутренний мир, и, на мой взгляд, это прекрасно. Никто из них не исчерпывается одной-единственной шуткой.

Глава 9

Второй сезон

(«Это история любви под прикрытием производственной комедии»)

Если персонажу Дуайта в начале второго сезона нужно было добавить лишь несколько штрихов, то с Майклом Скоттом была совсем другая история. Сценаристы знали, что в первом сезоне он получился крайне отталкивающим, и их главной целью было найти способ, как это изменить.

Джейсон Кесслер:

– Однажды Грег Дэниелс пришел к нам и сказал: «У Майкла должно быть сердце». И это изменило все.

Ли Айзенберг:

– Грег создал манифест, прямо как Унабомбер, и посвятил его тому, как сделать Майкла не таким козлом. Смысл был в том, что из мерзкого он должен был превратиться в жалкого.

Джефф Цукер:

– Когда ты смотришь сериал, ты хочешь сопереживать персонажу. И даже если он неидеален, у тебя все равно должно быть желание проводить с ним время, поэтому правильным решением выглядело слегка смягчить характер Майкла Скотта.

Ларри Уилмор:

– Стив – чрезвычайно обаятельный человек, и изначальный жесткий образ был не для него. Он мог это сыграть, потому что он талантливый актер, но, мне кажется, в итоге это не работало в его пользу. Когда смотришь на Джервэйса в оригинале, каждый раз радуешься, когда ему дают отпор, потому что он ужасный человек. Он был по-настоящему плохим. Он был смешным из-за своей болезненной потребности во внимании и готовности пойти ради этого на все. Но персонаж Карелла хотел не внимания – он мечтал о любви. И это большая разница. Героя, который нуждается в любви, нужно играть не так, как персонажа, который нуждается во внимании.

Алан Сэпинволл:

– Дэвид Брент хотел быть популярным. Майкл Скотт жаждал любви. И это огромная разница. С Дэвидом Брентом было бы невозможно сделать сто эпизодов. На это ни у кого не хватило бы сил смотреть. Чтобы Майкл Скотт сработал, его нужно было смягчить.

Кевин Рейли:

– Мы искали правильный подход к его безумию. Мы хотели делать о нем по двадцать два эпизода в год на протяжении нескольких лет. Для этого нужно было найти больше граней его характера.

Дженнифер Челотта:

– Мне нравится разбираться в мотивах человеческого поведения. Иногда люди могут делать обидные и неприятные вещи, но, как только ты понимаешь их истинные мотивы, ты можешь увидеть все совершенно в другом свете. Про Майкла важно было понять, что он искренне хотел дружить со всеми коллегами, что они действительно были для него семьей и он искренне желал им добра. Важно было показать, что он уязвим.

Кейт Флэннери:

– «Сорокалетний девственник» здорово помог им разобраться, как под него писать.

Пол Фиг:

– Я помню, что все главные люди в «Офисе» ломали голову над вопросом: «Как нам использовать в шоу то, за что все любят Стива?»

Дженнифер Челотта:

– Когда меня взяли на работу, я как раз посмотрела «Сорокалетнего девственника». Я увидела, как круто Стив смог сыграть столь многомерного персонажа, и подумала: «Господи, он же может быть таким глубоким. Он может быть по-настоящему чувствительным. Да он может сделать абсолютно все, что мы захотим!»

Ларри Уилмор:

– Он снялся в «Сорокалетнем девственнике» после съемок нашего первого сезона. Для фильма он здорово похудел и поэтому стал по-другому выглядеть.

Минди Кейлинг (Келли Капур/сценарист, 1–9-й сезоны):

– Стив пришел на съемки второго сезона похудевшим, и до этого мы никогда не видели его таким красивым.

Ларри Уилмор:

– В первом сезоне у него была прическа, как у продавца подержанных машин: с волосами, зачесанными назад.

Ким Фэрри:

– Изначально он выглядел, как Гордон Гекко из фильма «Уолл-стрит». У него были