– Он снова будет со своей рыжей. Сто пудов!

– Как она меня бесит. Не высовывалась же первую неделю, а потом на тебе! Звездочка зажглась!

– И что Тема в ней увидел такого? Одевается как пацан, ржет как конь. Вся рожа в этих уродских конопушках.

– И не говори…

Делаю несколько шагов назад, ступая как можно тише. По-хорошему нужно выйти в соседнюю комнату и взглянуть в глаза двум курицам, но… Обида душит. Они ведь не знают меня. Чем я хуже? Считают, что они достойны, а я нет? Или, будь на моем месте кто угодно, ее бы все равно обсуждали?

В висках пульсирует боль.

Делаешь в угоду всем – страдаешь. Живешь только для себя, не обращая ни на кого внимания, – ты овца. Ну и что теперь? Запереться в подвале до конца дней? Впервые за последние две недели я искренне мечтаю оказаться дома сию же секунду.

– Я слышала, – продолжает один из змеиных голосов, – что она ходит к нему в комнату ночью. Да-да… Поэтому, наверное, он с ней и…

Сегодня что, день перегнутой палки?! Про одежду и смех хотя бы правда, но выдумывать мне «веселенькую» славу…

– Может, и мне расскажете? – спрашиваю громко, появляясь в дверях. – А то я не в курсе таких подробностей о моей жизни.

Парочка подружек на год старше меня хлопают тяжелыми от туши ресницами.

– Можешь строить из себя невинность сколько влезет, – оживает одна. – Мы знаем правду.

– То есть о том, что, может быть, я просто интересный человек, вы не подумали?

Девчонки усмехаются, обмениваясь многозначительными взглядами. Кому я тут пытаюсь что-то объяснить? Они все равно будут считать меня вертихвосткой. Я знаю, сама не без греха. Это защитная реакция, вызванная завистью и неуверенностью в себе. Тяжело поверить в то, что человек молодец, легче в то, что он везунчик, продавший душу дьяволу.

Слышу хлопки дверей и голоса. Скоро здесь соберется куча народу, чтобы отправиться в банкетный зал. Опускаю взгляд, ощущая, как шум в голове и болезненные пульсации растут с космической скоростью. Что-то мне нехорошо… Путь наверх становится пыткой. Навстречу спускаются девчонки и мальчишки, и от каждого чувствую волны негатива, которые ощущаются как удары плетью. Может быть, все не так. Может быть, я накручиваю, но разум уступает место чувствам, а они направлены только на жалость к себе и злость, на вселенскую несправедливость.

Возле своего номера сталкиваюсь с Ликой и Аленой. Соседки включают игнор, и я даже благодарна им за это, потому что беспрепятственно вхожу в комнату и закрываю за собой дверь.

К черту эти танцы! Никуда я не пойду!

Приходится сыграть смертельно больную перед медсестрой и позволить измерить температуру и давление. Через пять минут возвращаюсь в пустой номер с бутылкой соленой минеральной воды и шоколадкой. Телефон разрывается от сообщений.

Тема: «Где ты?»

Тема: «Все нормально?»

Тема: «Эй!!!»

Тема: «Ау-у-у-у!»

Богдана: «Плохо себя чувствую. Иди без меня»

Тема: «Я сейчас поднимусь»

Богдана: «Не надо. Мне дали таблетку и сказали, что через полчаса полегчает. Подойду позже»

Тема: «Точно?»

Богдана: «Да *улыбающийся смайлик*»

Люблю смайлики и ненавижу их одновременно. Лживые картинки. Мы отправляем улыбающиеся мордочки с каменным лицом, шлем сердечки людям, к которым не чувствуем ничего. Кругом обман.

Слышу громкий стук в дверь и выпутываюсь из сетей сна, не понимая, что происходит.

– Богдана! Ты там?

Поднимаюсь с постели и шагаю по номеру, как по палубе качающегося на волнах корабля. Открываю дверь и вижу хмурого Тему.

– Прошел уже час. Ты что, спать легла?

– Эм-м-м… Прости. Нечаянно задремала.

– Как себя чувствуешь?

– Не знаю, – качаю головой, глаза увлажняются беспричинными слезами.

– Эй-эй… Ты чего?

Тема обнимает меня за плечи и ведет обратно к кровати, помогает сесть и протягивает бутылку минералки, ловко открутив крышку.

– Позвать медсестру?

– Нет. Все нормально. Я просто… Устала, наверное.

Артем садится рядом, вглядываясь в мое лицо. Прячусь за бутылкой, глотая колючую невкусную воду.

– В чем дело? Ты какая-то расстроенная. Я думал, мы повеселимся сегодня…

– Так иди и веселись, Тем.

– Я хочу с тобой.

Обида поднимается со дна желудка и выплескивается наружу жесткими словами:

– А ты знаешь, что о нас говорят? Кем считают?

– Да плевать мне. Пусть говорят, что хотят.

– А вот мне не плевать! Я не хочу, чтобы меня считали… – Стискиваю зубы. – Я еще даже ни с кем не целовалась, а нам с тобой уже придумали бурную ночную жизнь. Как это, блин, работает?

– Погоди… Ты думаешь, что это я распустил слухи?

– Нет. Я… Нет! Я и не думала, что это ты. Просто слухи есть и…

– И будут! Потому что так устроен мир, Богдана. И у тебя есть выбор: вестись на это все и сидеть вот так одной и грустить или послать всех куда подальше и просто жить.

– А третьего варианта нет? Меня не устраивают эти два, – заявляю абсолютно серьезно.

– Я о нем не слышал…

Между нами повисает молчание длиной в несколько минут. В нем рождаются тепло и поддержка. В тишине темного номера и в дыхании двух подростков, которые думают каждый о своем или об одном и том же, но не решаются сказать.

– Почему я? – задаю вопрос с боязливым трепетом в груди. – Почему ты стал общаться только со мной? Ты мог бы тусить со всеми, как и было в первую неделю.

Артем опускает голову, зарываясь пальцами в светлые волосы, а после смотрит на меня с душераздирающей печальной улыбкой.

– Потому что ты нравишься мне. Не только как подруга или человек.

Делю пополам неловкость от признания, забирая себе часть. Температура тела повышается, мысли ударяются в хаос.

– И ты говоришь мне об этом сейчас? – тихо спрашиваю я. – В последний день?

– Если бы ты не спросила, я бы не сказал вообще.

Передо мной сидит симпатичный парень. Смущенный, но твердый в своих словах. И он нравится мне, понравился с первой минуты, а после близкого знакомства еще больше. Но что это за симпатия, я так и не могу определить. Дружеская граница, которую я сама провела, мешает, но за ней так комфортно. Так что делать теперь? Завтра мы разъедемся по разным городам. Может, пообщаемся месяц или два, а потом все закончится. Растает, как вчерашний снег.