принес людям прозябание на обочине мировой цивилизации. Пятьдесят пять процентов россиян ждали в будущем году экономической катастрофы.

К середине 1990-х говорили уже не о реформах, а о стабильности и порядке, которые может навести в стране только сильный лидер. В 1989 году соглашались с мнением «Нашему народу всегда нужна „сильная рука“» и «Бывает, что нужно сосредоточить власть в одних руках» 41 % россиян, которым противостояло примерно столько же (44 %) сограждан, уверенных, что «Нельзя допускать, чтобы власть была в руках одного человека». В 2007 году соотношение было 74 % против 18 %. Такой расклад мнений, неприемлемый для политической культуры в развитых странах мира, характерен для многих — но не для всех! — стран, выходящих из тоталитарного режима. Но в 2007 году мы вроде бы уже не были такой страной — и значит, это не реакция на слабость очередного правителя, а устойчивый фон коллективных ожиданий по отношению к власти.

С этим согласуется и отношение к Сталину. Даже в 1989 году его имя замыкало первую десятку «самых выдающихся людей всех времен и народов» (его отметило 12 % опрошенных); в 2003-м он стал уже вторым в этом списке после Петра I, и за него высказались 40 %. Потом значение этой фигуры несколько снизилось, и в 2008 его отнесли к «самым выдающимся» 36 % взрослого населения страны; зато с 2000 года втрое выросло число людей, которые относятся к Сталину с безразличием (с 12 до 37 %).

Сложилась новая картина мира с особым местом в ней России?

Все та же картина страны, со всех сторон окруженной врагами, что и в советское время. Считали, что у нашего народа, нашей страны есть враги, в 1994 году 41 % опрошенных (никаких особых врагов не видели почти вдвое меньше россиян — 22 %), а в 2003 году — уже 77 % (им противостояли 9 %). Золотой век России оказался перенесен в прошлое: дореволюционное, сталинское, но более всего — в брежневское. По сути, восстановилась официальная конструкция истории позднесоветских лет. Рамки и канва все те же: начало — Октябрьская революция, пик — Победа в Великой Отечественной войне; но теперь появился и конец — распад СССР.

В этой исторической картине места августовским событиям просто не было.

Что значит «не было»? Такое событие трудно совсем выкинуть из головы…

Примерно две пятых, а временами и две третьих в последние годы либо не могут вспомнить своих реакций 1991 года, либо ссылаются на то, что не сумели тогда разобраться в ситуации. Членов ГКЧП не полюбили — их просто начали забывать. Половина опрошенных не в силах припомнить хотя бы одну фамилию этих людей.

Честно говоря, их и трудно вспомнить: какие-то бестолковые оказались люди…

Не могут вспомнить людей и по другую сторону баррикад, а там были и яркие личности…

Подавляющее меньшинство видит теперь в тех событиях победу демократической революции, покончившей с властью КПСС (в 2010 году — 8 %), большинство же (43 %) считает это просто эпизодом борьбы за власть в руководстве страны, а 36 % — событием, гибельным для народа и страны. Соответственно, Горбачев в таком сюжете «растерялся, выпустил власть из рук», а Ельцин «использовал смуту», чтобы эту власть захватить в свои руки. Для них сегодня участников событий ровно двое: Горбачев и Ельцин.

А где же народ и активные действия российского руководства, победившие ГКЧП?

Уже через десять лет после событий эти решительные действия и их роль в подавлении путча признавали лишь 9 % россиян (вместо 55 % в 1991 году). Народ сочли победителем в 1991 году 57 %, а в 2001-м — только каждый пятый.

Три точки, из которых могла вырасти совсем другая жизнь

Это уже какой-то другой народ…

Можно сказать и так. Изменился смысл и контекст событий.

Августовские события естественно вписывались в определенную траекторию развития страны, выводящую ее (казалось, навсегда) из тоталитаризма. На этой траектории три опорные точки: победа в войне — ХХ съезд с разоблачением культа личности — августовские события 1991 года. Победившие фашизм солдаты и лейтенанты, в большинстве вчерашние крестьяне, рассчитывали на «перемену участи».

Очевидно, Сталин поэтому всячески стремился снизить статус фронтовиков, не признавал День Победы всенародным праздником и тихо изводил инвалидов войны — как живой упрек его гению полководца…

А для фронтовиков, особенно тех, кто образованней, связь между победой в войне и хрущевской «оттепелью» была несомненной. Казалось, тогда начали сбываться их надежды, которые, в частности, породили «лейтенантскую прозу». Связь между победой и «оттепелью» была осознана и в молодежной прозе конца 1950-х — начале 1960-х, например в романе В. Аксенова «Коллеги», в рецензии С. Рассадина, в которой и была выведена формула «шестидесятничества». ХХ съезд можно толковать как симптом и символ поворота к возможным изменениям — к другим порядкам в стране, к другому месту страны в мире. Он ожил во время поздней перестройки: опросы 1989 года дали максимум высоких оценок Запада, представители власти в тот момент отказались от мифологии и риторики «особого пути», память о сталинских репрессиях пробуждалась и поддерживалась печатью, радио, телевидением. За всем этим, понятно, стояла «оттепельная» интеллигенция со своим самосознанием, интерпретацией истории, ценностями.

Столь же несомненной была для участников августовских событий 1991 года связь этих событий и с победой в войне, и с «оттепелью». В коллективном сознании как будто бы могла, имела шанс сложиться символическая цепочка событий, выводящая из тоталитарного порядка.

Но уже в юбилеи победы в войне и подавления августовского путча в 2000–2001 и 2005–2006 годах связь между этими двумя событиями не отмечалась вовсе, была практически утеряна.

Избирательный склероз

И все это, фигурально выражаясь, из-за резкого подорожания колбасы?

Вы хотите сказать, из-за гайдаровских реформ? Нет, идеологический поворот в общественном сознании начался раньше — в 1990 году, который постепенно исчезает из нашей памяти.

Что в нем такого особенного?

Наша «Википедия» упоминает только восемь событий этого года, причем шесть из них — советские. В итальянской «Википедии» — 50, в англоязычной события распределены по месяцам, и в одном только январе их 16. Во французской европейские события разделены по странам, в СССР упомянуты 17.

А в коллективной памяти россиян практически не застряло общемировых событий — кроме объединения Германии и Войны в заливе. Не запомнили они ни ухода со своего поста Маргарет Тэтчер, которую сами же несколько лет подряд называли «женщиной года», ни Шенгенских соглашений, ни волнений в Косово, ни первых свободных выборов в Болгарии, Румынии, Польше, Сербии. Из событий в собственной стране советские люди не отметили ни принятия закона о частной собственности, ни программы «500 дней», ни провозглашения