Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В каком смысле?
– Ну… он всегда придумывает что-то новое. Однажды он связал меня так туго, что даже пережал мне пальцы ног. А потом щекотал меня.
– А где были остальные?
– Рядом. Просто была моя очередь.
– И они ничего не сделали?
– Неа. Через какое-то время я начала кричать и плакать – тогда я была младше, – и им пришлось меня отпустить. Они боялись, что я всё расскажу.
– О-о.
Какое-то время никто из них не проронил ни слова. Погруженная в собственные мысли, Синди сперва даже не заметила этого. Но потом продолжила с того места, на котором остановилась.
– Полу нравятся женские ножки, – хихикнула она. – Он лучший в пытках.
– В настоящих или притворных? – невозмутимым голосом спросила Барбара.
Она все понимает, – решила Синди. Как и говорили ребята.
– И в тех и в других, – весело ответила она.
– Лучше бы они меня не мучили!
– Нет, – признала Синди, – думаю, не будут. Мама и папа приедут домой, а тебе нужно вернуться в колледж. Хотя очень жаль…
– В смысле «очень жаль»? – Барбаре казалось, что она начинает медленно «закипать», как это бывает у взрослых.
Синди попыталась успокоить ее.
– Ну, не знаю. Просто весело, когда ты здесь и играешь с нами.
– Я не играю.
– Ну, как бы играешь.
– Вовсе нет. Я хочу знать, когда вы отпустите меня. А то мне больно.
– Ну, в любом случае, они сделают это не раньше, чем послезавтра. Наверное.
– Почему послезавтра? – Барбара, казалось, снова успокоилась. Голос у нее стал мягче.
– Они собираются снять с тебя ночную рубашку.
– Что? – Барбара вдруг подняла голову с подушки и уставилась на девочку. Было почти слышно, как вопрос по буквам вылетает у нее из ее рта: Ч-т-о?
– Что?
– Это типа как «нициация», – Синди слегка отпрянула. Она могла излагать свои мысли так же хорошо, как и все остальные, и даже быть чопорной и резкой, если сердилась. Однако, когда просто бездельничала, то по-детски глотала буквы (иногда чтобы казаться миленькой). Из «партизана» получался «артизан», а из «инициации» – «нициация».
– Мы все это проходили, – сказала она. – Это не так уж и плохо. Плохо, когда пленник ты, все смеются и все такое, а когда кто-то другой, то весело. Мальчики смотрят…
– Где ты это услышала? – Барбара не повысила голос, но в нем явственно прозвучала угроза.
Синди встала с кровати и попятилась в безопасное место.
– Бобби так сказал за ужином. Он плакал. Они избили его и заставили пообещать, что он будет помогать.
– Ну, это конец! – Барбара посмотрела на свои запястья и сердито дернула веревки. – Немедленно приведи сюда Бобби, я имею в виду немедленно, или я закричу.
– Но тебе нельзя быть без кляпа, – испуганно произнесла Синди. Сердце у нее начало бешено колотиться, в голове заметались тревожные мысли.
– Я сказала, немедленно!
Синди недовольно вздохнула. Ситуация неожиданно вышла из-под контроля. Другие дети устроят ей за это взбучку.
– Бобби! Боб-би-и-и! – закричала Барбара. – Бобби, вставай!
Затем она завизжала. Это был не совсем безудержный визг – в этом у нее было мало практики, – но достаточно громкий.
Перепуганная, Синди выбежала из комнаты в поисках Бобби, после чего раздался еще один крик, на этот раз гораздо более громкий. В коридоре она едва не сбила брата с ног.
Бледный, помятый, с выпученными глазами, мало что видящий и понимающий, он заметался взад и вперед, переступая с ноги на ногу и пытаясь пройти мимо Синди.
– В чем дело?
– Быстрее! – крикнула Синди.
– Она развязалась? – Бобби резко отпрянул, готовый броситься наутек.
– Нет. Нет! Она хочет поговорить с тобой, идем же! – Синди наконец заставила его двигаться, и вместе они ввалились в комнату к Барбаре.
Та продолжала дергать веревки и сотрясать кровать.
– Бобби, отпусти меня немедленно. Я серьезно. Развяжи меня.
Застигнутый врасплох страшным, не терпящим возражений тоном разгневанного взрослого и в то же время неспособный повиноваться, Бобби застыл на месте.
– Я сказала, развяжи меня!
– Банка, банка! – охваченная ужасом Синди, пыталась быстро что-то придумать. – Дай ей банку с той жидкостью.
Вместо этого Бобби повернулся к ней – на этот раз он потерял самообладание – и тоже принялся кричать.
– Ты вытащила у нее кляп! Ты сделала это! Теперь нам попадет! Нам обоим!
Потом Барбара снова закричала. На этот раз крик был что надо. Мощный, пронзительный, звериный и продолжительный. Он привел Бобби в чувство.
Подбежав, мальчик вытащил подушку из-под головы Барбары, бросил ей на лицо и прижал.
– Банка на комоде. На комоде, а не на туалетном столике!
Синди дважды обернулась, прежде чем разглядела ее. За спиной у нее творился пугающий хаос, который она предпочитала не видеть. Кровать качалась, как на сильном ветру. Бобби пытался не свалиться с нее и удержать подушку. Губа закушена, лицо полно решимости.
– Неси сюда, – крикнул он.
Из-под подушки доносились приглушенные звуки отчаяния.
– Теперь держи подушку. Можешь уже не бояться! Держи.
Синди стала держать, но от недостатка сил получалось у нее плохо. Барбара смогла повернуть голову в сторону и закричать. В ее приглушенном голосе звучал ужас.
– Прекратите. Прекратите это! Вы же меня задушите. Я не могу дышать! Прекратите!
Слышать все это Синди было невыносимо.
Трясущимися руками ее брат наконец открыл банку и вытащил пахучую тряпку.
– Продолжай держать. Мне все равно, что она говорит. – Он наклонился и сунул тряпку под подушку, откуда доносились крики. Затем подскочил к Синди, чтобы помочь ей удерживать подушку. Через некоторое время шум утих, и Барбара обмякла. После этого, все еще сильно дрожа, Бобби отбросил подушку с лица Барбары, чтобы дать ей немного воздуха. Через некоторое время дыхание у нее стало более или менее ровным. Тем не менее, он сел у кровати и еще долго ждал, прежде чем вернуть ей в рот кляп и зафиксировать его двойным слоем скотча.
Стоящая у двери и в любой момент готовая убежать Синди спросила:
– С ней все в порядке?
– Ты еще здесь? – Бобби, казалось, забыл о ней.
– Ага.
Он обернулся, все еще бледный. И лишь обычно розовые щеки теперь были ярко-красными.
– Она отключилась.
Синди осторожно вернулась к кровати.
– Смотри, она поранилась.
Так и есть. Веревки, которые Барбара дергала, соскользнули к запястьям, содрав кожу и оставив красные пятна. Бобби откинул мятую простыню и увидел, что Барбара исцарапала одну лодыжку до крови, но ни одна из ран не выглядела серьезной. Он вздохнул.
– В целом с ней все