— У меня сдали нервы. Я подумала, что полиция может поджидать меня у Адама в конторе. Я пошла бродить. Купила немного еды.

— Ну почему ты не пришла ко мне?

— Потому что меня разыскивает полиция. Я не хотела, чтобы у тебя были неприятности.

— Господи боже мой! Иди сюда. — Мей обняла ее и крепко прижала к себе.

— Я хотела переночевать в парке, но было ужасно холодно. Я попробовала открыть ворота твоего дома. Они оказались не заперты. Но когда ты сказала, что здесь Адам… Он будет так на меня кричать!

— Вполовину не так, как я буду кричать на него, — сказала Мей. Потом отошла на пару шагов и объявила: — Саффи Вейвелл, ты пахнешь козлом. Сними эти грязные тряпки и прими ванну. И только потом можешь подойти к твоей прелестной маленькой дочурке.

Адам едва успел доехать до аэропорта, как его телефон зазвонил, причем номер не высветился.

— Саффи?

— Адам…

— Мей… — Он старался выбросить из головы сцену у нее на кухне — шумной, теплой, представляющей полную противоположность его стерильному существованию.

Он не знал недостатка в женщинах. Но этим женщинам было куда приятнее видеть свои фотографии на страницах глянцевых журналов, чем делать какую-либо домашнюю работу. В крайнем случае они могли открыть бутылку шампанского.

От неожиданно раздавшегося у самого уха звука ее голоса он вдруг ощутил ее так близко, как будто коснулся. Один день в ее обществе — и он вот-вот опять станет жертвой ее колдовства.

— У тебя проблемы? — спросил он так холодно, как только мог.

— Нет. Я хотела сказать, что Саффи тут, у меня. В полной безопасности.

Адам почувствовал колоссальное облегчение. И благодарность. Но сдержал свои чувства.

— Значит, она находилась где-то рядом. Можно мне с ней поговорить? Или она по-прежнему меня избегает?

— Она сейчас в ванной, а потом я хочу накормить ее и уложить в постель.

— Я понимаю это как «да». — А чего он, собственно, ждал? Многие годы он не подпускал ее к себе. Она знала, что он не хочет ее общества, не хочет, чтобы ее присутствие напоминало людям, кто он, из какой семьи. — Я посмотрю, что можно сделать по поводу нарушения постановления суда. Джейк организует семейного адвоката. Постарайся выяснить, насколько все серьезно.

— Сегодня выходной. До понедельника ничего нельзя предпринять. А пока позволь мне поговорить с ней, Адам. Выяснить, что же все-таки произошло. Если дело нельзя поправить мирным путем, я сама позвоню Джейку.

— Черт подери…

— Для тебя сейчас главное — твоя поездка, Адам. И нет беды в том, чтобы попробовать пряник прежде, чем взяться за кнут.

— Тебе виднее. — Она права, конечно. В такой ситуации доброе слово может сделать куда больше, чем топанье ногами. Ему не надо было бы напоминать об этом, если бы речь шла о деловых переговорах, а не о его семье. — Делай как считаешь нужным, но скажи Саффи, пусть остается у тебя до моего возвращения.

— Это, конечно, подействует.

— Мей! Я же за нее беспокоюсь. Пожалуйста, попроси ее остаться с тобой, пока я не вернусь.

— Уже лучше.

— Что это? Третейский судья разбирает семейные отношения?! — воскликнул Адам.

Мей не ответила.

— Скажи ей, что я не сержусь, ладно? Что я рад, что она в безопасности.

— Ух ты!

— Сарказм вам не идет, мисс Колридж.

— Забудь о том, что она — твоя сестра, Адам. Думай о ней как о каком-нибудь испуганном существе, которое ты случайно нашел, — повторила она его же слова. — Оно страдает. И ты подобрал его и принес мне.

— Черт! — Она что, передразнивает его? — Делай что хочешь, — сказал он и отключил телефон.

Вокруг него сновали люди с чемоданами, искали нужную стойку регистрации, волновались и радовались. Ехали в отпуск или повидать своих близких.

У него есть сестра и мать, но он отдалил их от себя. С глаз долой — из сердца вон. У него нет никого, кроме Мей. Он посмотрел на телефон у себя в руке и нажал ее номер.

— Адам?

По тому, как она произнесла его имя, он решил, что она не отходила от телефона. Ждала, что он позвонит. И он не мог понять, было ли чувство, охватившее все его существо, раздражением от того, что она так хорошо читает его мысли, или томительной тоской о чем-то бесценном, но грубо, жестоко разрушенном и потерянном навсегда.

— Передай моей сестре, — сказал он, — что она в любом случае может рассчитывать на меня. Я ее не брошу. И никому не позволю отнять у нее Ненси.

— И что ты не будешь на нее кричать, — уточнила Мей, но на сей раз в ее голосе звучала улыбка.

— Ты неподражаемый переговорщик, Каверзная Мышь. Ты не думала больше о работе?

— О работе няни? Я уже уволена.

— Не надейся. Теперь тебе придется заботиться о двух младенцах. — Она ничего не ответила, и он рассмеялся. — Хорошо-хорошо. Я сделаю все, что от меня зависит, но ты должна быть все время рядом и толкнуть меня локтем, если я забудусь.

— Локтем? С удовольствием, — ответила она.

— Ну, мне пора.

— Да-да. Будь осторожен, Адам.

— Мей…

— Да?

Последовала длинная пауза. Он обдумывал множество возможных вариантов.

— Я позвоню тебе утром. Может быть, к тому времени ты добьешься от Саффи чего-то разумного.

Саффи поселилась в комнате Мей, чтобы быть рядом с детской.

Она проспала большую часть дня, просыпаясь только тогда, когда Ненси, которую она уложила в кровать рядом с собой, начинала плакать.

А Мей и Робби готовили комнаты к приезду слушателей трехдневных курсов садового дизайна. Потом Мей пошла погулять с Ненси. По дороге в Мейбридж, где она хотела купить для Саффи белье и одежду, она расклеивала на фонарных столбах объявления с фотографией найденного котенка.

Она старалась постоянно быть чем-то занятой, но не могла мысленно перестать считать часы до приземления самолета Адама.

К вечеру Саффи пришла в себя. Робби объявила, что идет в кино, и оставила подруг наедине.

— Я искренне люблю Мишеля, — сказала Саффи в заключение повествования о том, как они встретились, какой он красивый и романтичный. — Это все его мать. Она просто ужасный сноб. Она изо всех сил старалась нас разлучить, но у нее ничего не получалось. Тогда она раскопала эти истории из моего детства. Про магазины, наркотики и так далее. И сказала Мишелю, что мне нельзя доверять Ненси. Что это опасно.

— А он спросил тебя об этом?

— Ну да. И я честно ему все рассказала. Про то, как я едва не попала в тюрьму и ты меня выручила, я рассказывать не стала. Но все остальное — да.