Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А где… где мы сейчас? – Я все еще говорил с трудом.
– Снова в Бухаресте! В госпитале Детей Далилы. Как видишь, здесь о нас обоих хорошо позаботились.
– Как мы… тут оказались?
– Мы были там в горах не одни. Неподалеку находился еще один человек – тоже англичанин. Ученый-натуралист. Специалист по летучим мышам, искал новые виды. Некий Хаскелл Линч. Он услышал наши отчаянные крики из ужасного замка. Настоящий смельчак! Отважный и благородный ученый! Не побоялся один войти внутрь и благополучно доставил нас в цивилизованный мир. Мы обязаны ему жизнью.
– Думаю, я его видел. То есть если он такой невысокий, с острой бородкой…
– Ага! Это он, точно!
– Я должен… поблагодарить его…
– Увы, он уехал обратно в горы. Еще не закончил свою работу там.
– Значит, нас спасло просто чудо, – сказал я, с усилием выговаривая каждый слог.
– Именно так. Бог дал нам обоим второй шанс – возможность с пользой распорядиться своей жизнью. И я лично этот шанс упускать не намерен. – Почти рассеянно Габриель провел прохладной ладонью по моему лбу.
– Что ты собираешься делать? – спросил я. – Похоже, ты настроен… очень решительно.
– Вернусь в Англию, Морис. Вернусь на родину и займусь делом великой важности. Искупительным трудом.
– В смысле?..
– Я решил посвятить себя политической деятельности. Собственно, место для меня уже готово. Ведь, будучи единственным наследником лорда Стэнхоупа, я вправе занять наследственный пост в Совете Этельстана.
– В Совете…
– Этельстана.
– Но… я думал, это чисто номинальная организация. Реликт прошлого.
– О, так и есть. По крайней мере – пока. Но и этого достаточно, чтобы дать мне жизненную цель, которую я столь долго искал. И вот какой у меня вопрос к тебе, мой дорогой спутник и соратник: ты поедешь со мной? Останешься рядом, чтобы делиться со мной опытом, знаниями и мудростью? Будешь моим помощником, фактотумом, моей совестью и советчиком?
Я уже собирался ответить единственным возможным для меня образом и поклясться в вечной преданности, но вдруг увидел мутно-красную слизистую струйку, выползшую у него из-под бинта, и беспомощно указал на нее.
– Габриель…
Он улыбнулся, дотронулся пальцем до красной слизи на щеке, а потом, к крайнему моему удивлению, облизал палец.
– О, ничего страшного, Морис. Врачи заверили меня, что небольшое подтекание из раны на первых порах – самое обычное дело. Кроме того, мне недавно открылась великая истина.
– Ч-ч-что… з-з-за истина? – заикаясь, спросил я.
– Как, Морис, разве ты не слышал? – Он улыбнулся шире прежнего. – Кровь – это жизнь.
Часть II
Черная тень растет
Открытка[28] Руби Парлоу – старшему инспектору Мартину Парлоу
1 декабря
Папа! Надеюсь, эта открытка дойдет до тебя. Я молилась, просила у Боженьки совета и наконец решила, что лучше все-таки написать. Мама тяжело заболела, и я уволилась с фабрики, чтоб ухаживать за ней. Похоже, ей недолго осталось. Она полна печали и сожаления. Очень хочет поговорить с тобой. Думаю, тебе нужно вернуться домой. Знаю, у тебя много работы в столице, но если сейчас не приедешь, потом наверняка пожалеешь.
По-прежнему и навсегда, твоя верная дочь
Руби
Из дневника Арнольда Солтера
1 декабря. Кажется, я нашел свою историю, а если точнее, моя история нашла меня.
Час был поздний, без малого полночь, но я еще не лег спать. Нынче сон меня мало интересует.
Я просматривал газеты и журналы, целый ворох которых лежал передо мной, но ничто не привлекало моего внимания и не задерживало моего взгляда.
Как же умалились журналы в наше время и какими же далекими кажутся дни славы. Что «Стрэнд мэгэзин»[29], что «Панч»[30], что альманах Тейлора – все превратились в бледные тени себя прежних.
Вдруг прозвенел дверной колокольчик, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Я уже встал и направился к двери, когда звон повторился, громкий и нетерпеливый. Миссис Эверсон давно отправилась на боковую.
Колокольчик прозвенел в третий раз. Я распахнул дверь. На пороге стоял молодой – ну или довольно молодой – господин с блестящей плешью и скользкими глазами. Он мне сразу не понравился, но я не придал значения своим чувствам. Никто на свете не сумеет сделать карьеру вроде моей, если решит иметь дело только и исключительно с приятными людьми. Я частенько говаривал, что репортер должен быть готов хоть с самим чертом из одного котелка хлебать.
– В чем дело? Что означает ваш поздний визит? – осведомился я.
Мужчина самодовольно улыбнулся:
– Меня зовут доктор Леон Уэйкфилд.
Я коротко мотнул головой:
– Никогда о вас не слышал.
– Уэйкфилд, – повторил он. – Психиатр.
Следующие слова я проговорил медленно, с расстановкой:
– Ваше имя мне незнакомо.
– Что ж, возможно. Но полагаю, у нас есть общий друг. Некий благородный лорд?
Я помолчал, глубоко вдохнул и на выдохе произнес:
– Ага.
– У меня есть… сведения, – осторожно продолжил мужчина. – Об одной бывшей пациентке. Вполне вероятно, ее история вас заинтересует.
Я пристально уставился на него. Он ответил немигающим взглядом.
– Мы с вами на одной стороне, мистер Солтер, независимо от публичных масок, которые носим. Без свидетелей, с глазу на глаз, я заверяю вас: мы с вами на одной стороне.
– Мы… члены фракции Тэнглмира. – Новая для меня фраза легко слетела с моих губ.
– Да, – кивнул Уэйкфилд. – Да, мистер Солтер. Мне нравится, как это звучит.
– Тогда вам лучше войти.
Мозгоправ проследовал за мной в кабинет, где мы сели, окруженные печальными обломками современной журналистики, и он рассказал мне историю, которая наконец вернет меня на мое заслуженное место.
Телеграмма Арнольда Солтера – Сесилу Карнихану, заместителю главного редактора «Пэлл-Мэлл газетт»
2 декабря
Сенсация найдена. Общественный интерес очевиден. Известный аристократ замешан в грязном деле. Подробности позже.
Дневник Джонатана Харкера
2 декабря. Уже много лет минуло с тех пор, как я в последний раз пытался вести дневник. По правде говоря, за все время, прошедшее с тех давних кровавых дней, ничто не давало мне особого повода прибегать к подобного рода целительному средству: жизнь моя мирно протекала в сельском уединении, поделенная примерно в равных долях на три составляющие, в соответствии с моими обязанностями деревенского адвоката, любящего отца и преданного мужа. Недавно, однако, положение вещей переменилось, и мы снова оказались вовлечены в непреодолимый поток событий: болезнь и угасание Абрахама Ван Хелсинга, приезд Сары-Энн Доуэль, печальный распад нашего маленького круга.
В последнем обстоятельстве, впрочем, нет ничего очень уж удивительного. Наше сообщество всегда было странным по своему составу – трудно вообразить людей, которые имели бы меньше общего