между собой: голландский профессор, молодой медик, английский лорд, американский охотник и мы с Миной. Удивительно скорее то, что узы наших отношений сохранялись столь долгое время, ну а нынешнее их постепенное разрушение – естественный процесс, которого и следовало ожидать.

В конце концов любая жизнь неизбежно завершается упадком и смертью. Все на свете рано или поздно прекращает существование.

Но мне надо отвлечься от подобных бесплодных размышлений, которым, по словам Мины, я предаюсь слишком часто.

Говоря мне такие вещи, она всегда смотрит на меня особым взглядом, в котором читаются недоумение, беспокойство и, кажется, застарелое разочарование.

Сегодня мне пришлось провести с Квинси беседу на весьма щекотливую тему. Мисс Доуэль проживает с нами уже несколько недель, и она не только показала себя усердной и заботливой сиделкой для профессора, но и стала очень приятным и красивым дополнением к обитателям нашего дома. Разумеется, для Квинси, мальчика на пути к возмужанию, она просто прелестная молодая женщина, без всякого предупреждения появившаяся среди нас.

Поведение Квинси по отношению к ней довольно типично для мальчика его возраста, хотя мне было дано понять, что он вышел за рамки приличий и хорошего тона. Мисс Доуэль пожаловалась Мине, что наш сын сильно досаждает ей своим назойливым вниманием. Конечно, мы не можем допустить, чтобы любая наша гостья – а тем более оказавшаяся для нас истинным подарком судьбы – чувствовала себя не в своей тарелке, пока остается под нашей крышей. И вот сегодня днем я взял Квинси на прогулку по нашему обычному маршруту вокруг деревни, намереваясь и выговорить ему за неподобающее поведение, и разъяснить определенные правила этикета.

Нам обоим было немного не по себе в обществе друг друга. В последнее время я держусь несколько замкнуто и отстраненно, а Квинси быстро взрослеет. Поначалу мы говорили о всякой всячине – о погоде, о первом комплекте домашних заданий, присланном по почте школьным учителем теологии, преподобным Огденом, а потом (по почину Квинси, для меня неожиданному) о ребенке Годалмингов, который родится в следующем году. Разговор не очень складывался, то и дело возникали томительные паузы. Нелегко быть отцом мальчика вроде Квинси, в котором постоянно происходит какая-то непонятная душевная борьба.

Только когда впереди показался наш дом, я наконец собрался с духом:

– Квинси, я хотел обсудить с тобой один вопрос, касающийся мисс Доуэль.

Он залился краской – очевидно, понял, о чем именно я собираюсь говорить.

– Да, папа?

– Она тебе нравится?

Квинси кивнул.

– Тебя восхищает ее работа по уходу за профессором? А также ее личные качества? Я прав?

Он опустил голову и ускорил шаг.

– Я все прекрасно понимаю, сынок. Но бывают ситуации, когда нельзя выражать свое восхищение и признательность слишком откровенно.

– Что ты имеешь в виду, папа?

– Ну, что нельзя поедать глазами предмет своей симпатии, приближаться к нему чересчур близко… ходить за ним хвостом. Понимаешь, Квинси?

Он бросил на меня странный заговорщицкий взгляд.

– Да, папа, конечно.

– Тогда давай на этом разговор закончим и будем считать тему закрытой.

– Да, папа, конечно.

С минуту мы шли в молчании, а потом я, невесть почему нервничая, добавил:

– Она прехорошенькая, знаю.

– Да, папа.

– Но в мире полно хорошеньких женщин, и однажды, когда станешь мужчиной, ты выберешь из них одну и назовешь своей невестой.

Квинси не взглянул на меня, а уставился себе под ноги и смотрел на изрезанную колеями тропу долго и пристально, словно загипнотизированный. Когда он снова заговорил, у меня возникло странное ощущение, будто со мной говорит не мой сын, а кто-то совсем другой.

– О, невеста будет не одна, – пробормотал он. – Их будет много.

Мне даже как-то жутковато стало. Я иногда задаюсь вопросом, притупляет алкоголь мое воображение (Джек наверняка сказал бы, что именно таково мое подспудное желание) или же, напротив, воспламеняет.

Однако я единственно лишь спросил сына:

– Как тебя понимать, Квинси?

Вместо ответа он вдруг припустил бегом, точно малый ребенок, и опрометью помчался к дому.

Этот эпизод произвел на меня зловещее впечатление. Мине я решил пока ничего не говорить. Она и так встревожена, не стоит волновать ее еще больше. Я почел за лучшее доверить свои мысли дневнику – в надежде, что терпение и упорство помогут всем нам преодолеть нынешние трудности и зажить более счастливой жизнью.

Записка Сесила Карнихана – Арнольду Солтеру

3 декабря

Дорогой Арнольд! Большое Вам спасибо за историю про лорда Г***. Согласен: общественный интерес очевиден, и читатели останутся довольны. Заметка пойдет в завтрашний номер, гонорар выплатим в ближайшие дни.

Хотя Ваш талант ничуть не потускнел, боюсь, в настоящее время нам не требуются статьи отвлеченного характера, содержащие авторское мнение по разным вопросам. На них нет читательского спроса, насколько я вижу. Если ситуация изменится, Вы будете первым, к кому я обращусь с заказом.

Искренне Ваш

Карнихан

Письмо Сары-Энн Доуэль – Тому Коули

3 декабря

Милый Том! Пишу уже третье письмо, а ответа все нет.

Сообщи как можно скорее, что у тебя все хорошо, голубчик, и что ты не принялся за старое. Чем больше я об этом думаю (а я думаю об этом очень часто), тем сильнее уверяюсь, что мое предназначение – удерживать тебя на праведном пути. Это не значит, мой дорогой, что на этом пути не будет радости и веселья. Напиши мне и прогони мои худшие опасения.

Здесь все идет прежним чередом. Старик отчаянно цепляется за жизнь. Грустное зрелище, он борется изо всех сил, но я знаю, что исход этой борьбы может быть лишь один.

Вчера вечером случилось странное. Я встретила в коридоре хозяйского сына, и он остановился и сказал, что хочет извинится, если причинял мне неудобство своими пристальными взглядами и прочими знаками внимания. Мол, таким образом он просто выражал свое восхищение, у него и в мыслях не было меня расстраивать. Он запинался, заикался и страшно покраснел, пока говорил. Мне даже немножко жалко его стало.

Я сказала, что все понимаю, но на приличных женщин нельзя так пялится. А он ответил, что впредь постарается вести себя лучше. Я предложила пожать друг другу руки, но он не захотел, только покраснел пуще прежнего и убежал в свою комнату.

В нем будто бы уживаются два разных человека. Один – славный неуклюжий подросток, а второй… Второй – искушенный и одержимый похотью, которая кажется совершенно противоестественной. Ты бы успокоил меня, милый Том, а? Пожалуста, напиши, что у тебя все в порядке и что я волнуюсь на пустом месте, как глупая гусыня.

Но бог ты мой, до чего же