Шутов приехал на «рыбалку» забрать очередной улов… и обнаружил, что солдата там нет.

– В чём дело Самсоныч… где боец?

Старик-ветеран с улыбкой пожал плечами и пошёл доставать мешок с рыбой погружённый в воду, чтобы улов не протух…

– Да тут дело такое… молодое, – Самсоныч улыбался в свои седые усы.

– Какое ещё молодое… он что сбежал… самоволка!?

Шутов такого не мог ожидать. Ведь командировка на «рыбалку» в дивизионе расценивалась как поощрение. Загорать, купаться, дышать свежим воздухом, наслаждаться природой… Ведь это куда как лучше, чем нудное, размеренное распорядком дня казарменное житиё. Бежать отсюда, когда до дембеля осталось всего ничего… Шутов отказывался это понимать.

– Да ты не кипятись, Владимирыч, солдата твоего вины тут нет. Мушку он проглотил, понимаешь?

– Какую ещё мушку? – Шутов недоумённо воззрился на старого рыбака.

– Да есть тут… Понимаешь, три дня живёт, в первой половине июня, как сейчас. Кто её проглотит… ну случайно, на лету, всё, дня два потом как с ума сходит. Мужик без бабы не может, а баба без мужика. Только здесь в наших местах такая водится, и только три дня в году. Потом то ли дохнет, то ли засыпает до следующего года. Помню, мы по молодости их в пироги запекали и девок угощали, так они потом…

– Так ты, что его тоже угостил? – хмуро перебил Шутов.

– Да ты что… случайно, наверное, проглотил. Я ему третьего дня говорю, пойдём сети проверим, а он, не могу, говорит, бабу хочу, мочи нет… и бегом на сопку, с неё на другую. Я вижу такое дело, говорю ему, вон вдоль берега беги, там через пять километров турбаза… там всегда, говорю, есть которые дают, а уж солдату-то всегда…

– Ты что старый рехнулся!? Где теперь его искать!? – закричал Шутов.

– Да не боись, сам вернётся… Всё одно не удержать было. Я его туда куда надо направил. А то убёг бы чёрти куда, ещё ссильничал кого. И сам бы срок схлопотал и тебя с ног до головы…

Не сразу до Шутова дошло, что старик поступил, пожалуй, верно. Петренко действительно на следующий день вернулся, и с «рыбалки» его тут же убрали. Послали другого, но он тоже по «протоптанной» тропке стал отлучаться на турбазу. На этот «боевой» пост нужен был особый солдат, который ни за что не бросит вверенный объект, останется верным приказу и уставу. Таким являлся рядовой Швайгерт.

Самсонычу новый напарник сразу пришёлся не по душе.

– Не человек, а механизм какой-то. Спрашиваю, ты водку пьёшь? Могу, говорит, но сейчас не положено… Говорю, ты с бабами то гулял? То же самое, сейчас не положено. Во… Ганс он и есть Ганс.

– Зато я за него спокоен. Для него приказ первое дело. Он настоящий немецкий солдат, – выражал свой взгляд Шутов.

– То-то и оно… Только мы таких вот настоящих били, хоть и приказы не всегда выполняли, – наставительно произнёс Самсоныч и недоброжелательно поглядел на Шутова, дескать, как же ты русский офицер можешь немецкими достоинствами восхищаться.

Но Шутов не зацикливался на итогах Отечественной войны, а немцев искренне уважал, считая, что у них многому можно поучится, и не только у западных, но и у своих, советских немцев.

Так Швайгерт окончательно утвердился в роли дивизионного рыбака, а вот Самсоныч… Старик не выдержал и в один из приездов Шутова заявил, что с этим фрицем больше не может оставаться ни дня. Он умолял Шутова прислать другого солдата, русского, хохла, хоть чучмека по-русски не разумеющего, но чтобы имел хоть какую-нибудь, как это потом стали называть, вредную привычку, хоть маленькую, курил например, или мог поговорить за жизнь… Шутов был неумолим и Самсоныч сбежал, плюнув на договорённость и обещанное денежное и материальное вознаграждение в виде нескольких ящиков тушёнки, сгущёнки, танковой куртки…

Впрочем, Швайгерт уже настолько освоился, что со всем рыбным хозяйством вполне управлялся один. На лодке он проверял поставленные в заливе сети, вынимал рыбу… При нём уловы резко выросли, ибо не одна рыбина не уходила налево, чем частенько грешил Самсоныч. Шутов не мог нарадоваться на своего нового «рыбака», удивительно неприхотливого, который совершенно не страдал от одиночества… Машина с дивизиона приходила два раза в неделю, привозила хлеб, консервы, крупу и увозила рыбу.

На «рыбалку» наведывались старые «клиенты» Самсоныча, те которым он по дешёвке продавал рыбу… Солдат был вооружён старым дробовиком, и любители халявы «повернули оглобли». В одну из июльских ночей, они предприняли попытку срезать сети вместе с уловом…

Лодка подплыла осторожно, но тихого плеска вёсел оказалось достаточно, чтобы разбудить чутко дремавшего в своём шалаше Швайгерта. Он прыгнул в лодку и что было сил погрёб, благо лодка с грабителями «подсвечивалась» как отражённым от воды, так и прямым лунным светом. Те не испугались, не без оснований считая ночь своей союзницей, к тому же были на «поддаче».

– Бросить сети и покинуть район акватории принадлежащей воинской части! – четко, как говорилось на инструктаже, скомандовал Швайгерт.

Любители даровой наживы увидели длинную, сухопарую фигуру солдата в коротком драном бушлате, из рукавов которого торчали тонкие руки… Мужики, их оказалось трое, при виде этого зрелища дружно рассмеялись.

– Греби отсюда, жердь фашистская, а то мы тебя сейчас немножко будем топить, – они отлично знали, кто караулит сети и били по национальному достоинству… По немецкому достоинству в СССР можно было бить не опасаясь расплаты… не то что по какому-нибудь гордому южно-нацменскому.

– Приказываю покинуть акваторию, иначе открываю огонь, – Швайгерт поднял ружьё.

Ночные воры конечно знали, что ружьё заряжено дробью, но оно в руках немца, а немец всегда выполнит приказ. Русский может подумать, раскинуть мозгами… Немец в таких случаях действует автоматом.

– Считаю до трёх… на счёт три стреляю!

Перспектива получить дроби, а то и пойти ко дну вместе с продырявленной лодкой, оказаться в воде и, не дай бог, запутаться в сетях, враз отрезвило мужиков.

– Эй ты… Ганс… ты того, не вздумай, под суд пойдёшь если утонем… Всё, уходим, подавись своими сетями… всё!..

И всё-таки Шутов был вынужден забрать Швайгерта с «рыбалки». После ночной попытки срезать сети он за него испугался. Ведь его могли подстеречь на берегу, отомстить. Майор отправил на берег другого, а Швайгерту объявил десять суток отпуска за отличную службу…

После отпуска Швайгерт, в отличие от прочих, продолжал служить так же как и до. Даже прослужив год, он продолжал трудиться как «молодой». Произведённый в сержанты, он претворял в жизнь армейский девиз «Делай как я», а не «Делай как я говорю». Последнего придерживались не только большинство других сержантов, но и многие офицеры. «Дедом» он стал тоже не типичным, не унижал, не заставлял молодых стирать свои портянки… но мог показать как их надо стирать, как навёртывать, чтобы не натереть ногу. Он личным примером учил, как надо держать в руках лопату, лом… как выполнять ружейных приёмы, упражнения на перекладине и брусьях. Он всё умел, а чего не умел, научился за время службы. Он уволился в звании старшего сержанта, в поощрительную партию. Не чающий в нём души Шутов, хотел «сделать» ему самое весомое поощрение для военнослужащего срочной службы, принять кандидатом в члены КПСС. К этому поощрению всеми правдами и неправдами стремились начинающие карьеристы, рассчитывающие выжать из своей службы все возможные «дивиденды». Швайгерт поблагодарил… но отказался. Сказал, что тогда дома ему как партийному обязательно навесят какую-нибудь должность, а он просто хотел работать… он любил работать. По той же причине отказался он и от права льготного поступления в ВУЗ… Он не хотел учиться, он хотел жить в деревне, своим домом, на земле, и более ничего, никаких карьер делать не хотел – редчайший экземпляр среди советских человеков.