Моретти безмятежно спала. Одинцов поправил на ней плед, налил себе виски, расположился в пассажирском кресле, закурил и под напиток слушал рассказ Леклерка.

Третьего февраля автобус, как обычно, вёз в школу детей с французской авиабазы – мальчиков и девочек от семи до двенадцати лет. По дороге брали пассажиров. На очередной остановке в салон вошли вооружённые террористы. Они объявили всех заложниками, приставили ствол к голове водителя и велели ехать в Сомали.

– Езды было всего полчаса, но границу охраняли не местные, а наши ребята, французы, – говорил Леклерк. – Блокпост, пулемёты, бетонные заграждения, на полном ходу не проскочишь. Автобус остановился, с террористами начали переговоры…

В салоне – человек тридцать, среди них дети. Стрелять нельзя. Пропускать бандитов через границу – тоже. Военные поняли, что сами не справятся, вызвали Группу быстрого реагирования и стали тянуть время.

– Группа базировалась в Версале, под Парижем, – говорил капитан. – По тревоге собрали всех. Отца вообще выдернули из-за праздничного стола. И это семьдесят шестой год, не забывай. Мобильной связи нет, экстренный военный рейс надо согласовать с другими странами, самолёты древние, а до Джибути – шесть тысяч километров. Группа прилетела туда только к вечеру…

Весь день автобус простоял под палящим солнцем. Вторых суток в раскалённой стальной коробке дети могли не пережить.

– Земля перед блокпостом лысая, как коленка у манекенщицы, – говорил Леклерк. – Вокруг ни одного дерева метров на двести. Незаметно к автобусу было не подобраться, но поблизости лежали бетонные блоки…

Ночью спецназовцы один за другим по-пластунски доползли до блоков и затаились. К рассвету в отдалении заняли места снайперы. Каждые два стрелка взяли на прицел одного из террористов. Группа ждала на жаре, не шевелясь, больше десяти часов. Наконец, настал удобный момент. По команде снайперы одновременно выстрелили, а штурмовая группа бросилась к автобусу.

– Снайперы убили всех террористов, кроме одного, – говорил капитан. – Он поливал наших из автомата, и отвечать было нельзя, чтобы не попасть в заложников…

Раненый отец Леклерка первым проник в автобус. Он выстрелил в террориста, но промахнулся. Точный выстрел сделал следующий солдат.

– Детей спасли, а папа вспоминал свой промах до конца дней. Тот террорист успел расстрелять ещё двоих наших. Поэтому в семье считали, что я должен пойти по стопам отца и вроде как искупить его вину.

Под стук дождя по крыше яхты и удары волн в борт Леклерк признался, что военная карьера его не интересовала. Юный здоровяк хотел стать морским волком и путешествовать. Он запоем читал романы Жюля Верна, а ещё копил проблемы с полицией – до тех пор, пока его не взяли с поличным на угоне элитных машин. Пришлось делать выбор: либо провести три года в тюрьме, либо на тот же срок завербоваться в Легион и получить иммунитет от уголовного преследования. Леклерк подписал контракт, а потом продлевал его снова и снова. Воевал в разных странах. Из рядового сделался капралом, потом сержантом и дорос до солдатского потолка – нашивок старшего адъютанта. Мог стать офицером, но судьба сложилась иначе.

– Был у нас лейтенант, бельгиец, – говорил Леклерк. – В Легионе служили в основном ваши. Не только русские, вообще парни из Восточной Европы. Они выросли при коммунистах, психология другая… Ну, ты знаешь. Опасный вы народ! И мы с этим бельгийцем держались вместе. Можно сказать, даже дружили. Сидим как-то в кабаке, пьём, слово за слово, и вдруг он говорит: хорошо, мол, когда одни чёрные режут других чёрных, – белому человеку руки марать не надо. Как в Руанде. Там же раньше бельгийская колония была…

Одинцов знал эту мрачную историю. Когда Руанда получила независимость, у власти встали представители самого многочисленного племени – хуту. Второму по численности племени – тутси – жилось несладко. А в 1994 году был сбит самолёт президента страны, и хуту обвинили в этом тутси. Началась резня – в буквальном смысле: хуту предпочитали не тратить патроны и кромсали тутси ножами, забивали дубинками, кололи копьями… За сто дней страшной смертью погибли больше миллиона человек – по десять тысяч в день.

– Папа тогда снова почувствовал вину и страшно переживал, – говорил Леклерк. – До начала геноцида наши открыто поддерживали хуту. Папа служил в Руанде инструктором, тренировал солдат. Франция поставляла оружие тамошнему правительству. А они каждого пятого – на куски… Через несколько лет у нас парламентская комиссия проводила расследование, признала ошибочность суждений командования. Что за хрень, какая ошибочность суждений?! Миллион мирных жителей палками убили! Потом Францию назвали виновницей геноцида. Папу это доконало. Подробностей не знаю, он просто взял и умер. Хотя совсем не старый был…

Бельгиец, который в пьяной болтовне помянул Руанду, об отце Леклерка знать не мог. Да если бы и знал, это вряд ли что-то изменило бы. Леклерк сломал офицеру челюсть и угодил под трибунал. Но ему повезло: близились выборы а Легион подчиняется напрямую главе государства, и лейтенант-расист не добавил бы популярности президенту Франции. Скандал замяли, драчун остался на свободе, только из Легиона вылетел с треском.

– Дальше всё, как у всех наших, – говорил Леклерк. – В Легионе служат под чужими фамилиями. Когда увольняешься, можно или свою прежнюю вернуть, или выбрать из готового списка на ту же букву. Я от своей отвык за двадцать лет и выбрал эту – ты же про танк «Лёклер» слышал, наверное… Во Франции делать нечего, скучно. Помотался по миру туда-сюда. Осел на Филиппинах, чуть не женился на местной. Филиппинки знаешь, какие? Ух! В постели – вулкан, и вообще… Моя была красивая, ласковая, хозяйственная, всегда всем довольная – просто мечта. Но у филиппинцев принято, чтобы иностранный муж кормил всю семью жены. А там едоков – целый взвод. Посмотрел я на них, думаю: «Нет, ребята, ищите другого дурака!» – и удрал к чёртовой матери в Таиланд…

Леклерк полжизни служил в Легионе и сумел скопить круглую сумму. Оклад у легионера не запредельный, но за выслугу, нашивки, участие в боевых действиях и прочие достижения полагаются надбавки. Отец тоже оставил кое-что в наследство; деньгами обоих управлял успешный трастовый фонд… Словом, вчерашний легионер сделался вполне состоятельным гражданским – и вспомнил детскую мечту. Его тянуло к морю, а тут подвернулась яхта.

– Лейтенантом я так и не стал, зато стал сразу капитаном, – похвастался Леклерк. – Начальства надо мной нет, сам себе командир…

Тем не менее сейчас командовал Одинцов.

– Я остаюсь, ты возвращаешься. Скажешь пограничникам, что высадил меня в Сиануквиле. Девушка со мной, про неё ни слова. Но говори правду, где только возможно: твой маршрут легко проследить по трекеру. Мы вдвоём катались, увидели симпатичный остров, завернули туда, порыбачили часок, и