органами человека. Учёные ищут участки мозга, ответственные за феномен сознания, и выясняют, как воспоминания записаны в сети нейронов. Это позволит их реконструировать, а в конечном итоге – решить главную задачу: найти способ восстановления личности замороженного человека…

В первый день конгресса Одинцов и даже головастые Ева с Муниным ошалели от лавины новой информации. Общение с учёными вживую не шло ни в какое сравнение со скупыми формулировками меморандумов Дефоржа. Но, к радости троицы, круг поисков заметно сузился.

– Регенеративная медицина работает в двух основных направлениях, – говорили на конгрессе. – Мы выращиваем утраченные или несформировавшиеся органы и ткани, а кроме того, создаём лекарственные препараты, которые регулируют обновление живых человеческих клеток.

Это направление совпадало с интересами троицы. Крионика, киборгизация, искусственный интеллект, наномедицина и милое сердцу Мунина цифровое бессмертие – пути скорее технологические. Вряд ли они связаны с инъекциями Cynops Rex, решили компаньоны – и сосредоточили основное внимание на учёных, которые занимались регенеративной медициной и генной инженерией.

Несмотря на запредельную нагрузку, Мунин успевал по телефону ворковать с Кларой. Во время кофе-брейка он поделился с ней новыми знаниями по истории первой страховой кассы.

– Зря тратишь время, – строго заметила Ева.

Насупленный историк огладил подрастающую бородку и возразил:

– Кларе сейчас намного хуже, чем нам. Она совсем одна, со здоровьем чёрт знает что, родители в больницах. Ей не с кем даже словом перекинуться. А мы тут кофе пьём с умным видом…

По его мнению, Кларе было интересно всё, что касается Германии. А первая страховая касса работала в Берлине с 1848 года и обслуживала полицейских. Через тридцать пять лет стараниями канцлера Бисмарка появился закон «О больничном страховании рабочих». Так возник новый бизнес, который с тех пор только набирает обороты.

– Если ты такой заботливый, придумал бы что-нибудь нежное. И уж точно не про кассу, – ворчала Ева.

– Клара спросила, чем это мы тут занимаемся. Я сказал, что консультируем страховую компанию, – признался Мунин, с опаской глядя на Одинцова.

– Молодец, – неожиданно похвалил Одинцов. – Женщинам надо говорить правду. Лишнего не болтай, но Кларе звони. Пусть знает, что ты о ней постоянно думаешь. И верит, что всё будет хорошо. Теперь о наших делах. Послушал я Шарлеманя…

Владелец компании Methuselah LLC произвёл на Одинцова двоякое впечатление. Прорывные успехи в науке, располагающая внешность и хорошо поставленная речь делали его прекрасным лектором. Однако в тоне Шарлеманя слышались нотки превосходства, которые раздражают кого угодно, а в особенности – успешных коллег. Вдобавок речь учёного напоминала беседу с самим собой. Он вслух перебирал тезисы собственного бестселлера «Восстание приговорённых к смерти», а публика, похоже, не слишком его интересовала. Впрочем, это могло быть кабинетной или лабораторной привычкой – размышлять в одиночестве, подолгу оттачивая каждую формулировку, и доверять мысли бумаге, а не живым слушателям.

– С древнейших времён самым суровым наказанием была смертная казнь, – говорил Шарлемань. – Сейчас на Земле живут около восьми миллиардов человек. И каждый без исключения приговорён к смерти. Почему? Разве эти восемь миллиардов совершили настолько тяжкие преступления, что заслуживают казни? Разве наш гуманный мир не достоин того, чтобы смерть в нём стала необязательной?.. Эти риторические вопросы ведут к вопросу практическому: возможно ли отменить смертную казнь для человечества? Схожую задачу в семнадцатом веке разбирал Блэз Паскаль в своём знаменитом пари…

Бог либо существует, либо не существует. Необходимо выбрать один из вариантов, но какой? Разум тут не помощник. Игра происходит на краю бесконечного хаоса, и результат её неизвестен. Орёл или решка, чёт или нечет, да или нет? На что вы сделаете ставку?

– Я позволю себе слегка перефразировать пари Паскаля, – говорил Шарлемань. – Мой вопрос имеет не меньшую жизненную важность, причём в самом буквальном смысле. Возможна ли победа над смертью? Ставка на отрицательный ответ не даёт ни выигрыша, ни проигрыша: люди умирали раньше и будут умирать впредь. Но если сделать ставку на то, что смертная казнь для человечества может быть отменена, баланс радикально изменится. Проигрыш в таком случае – это всего лишь деньги на исследования, а выигрыш – это жизнь вечная…

Одинцов слышал имя Паскаля ещё на школьных уроках физики. Позже он познакомился с языком программирования, названным в честь гениального француза. В позднем СССР отчего-то стали сообщать по радио атмосферное давление в гектопаскалях, а не в привычных миллиметрах ртутного столба. Но философские рассуждения Паскаля были Одинцову неизвестны.

– Наконец, я позволю себе напомнить ещё кое-что для тех, кого покоробило моё вольное обращение с деликатной темой, – говорил Шарлемань. – Больше пяти с половиной миллиардов человек исповедуют ту или иную религию. А церковный бизнес опирается на самый большой страх человека – страх смерти. Люди готовы щедро платить если не за бессмертие тела, то хотя бы за бессмертие души. Значит, две трети землян делают вполне реальную денежную ставку на своё спасение от смертной казни.

Эту мысль Шарлемань развил уже как бизнесмен.

– Моя компания «Мафусаил» не обещает людям волшебную таблетку или инъекцию от смерти, хотя мы работаем именно над таким универсальным препаратом. Сейчас достаточно хорошо продаются омолаживающие средства. При этом надо понимать, что пациенты покупают не столько лекарство, сколько надежду. Как и предусмотрено в пари Паскаля, они сравнивают вероятный проигрыш с вероятным выигрышем – и видят, что без моих препаратов их ждёт неизбежная смерть, зато с препаратами они получают шанс её отсрочить, а в перспективе – отменить насовсем.

Слушатели недовольно роптали: они собирались обсуждать научные достижения, а не финансовые успехи. Рассуждения о деньгах возвращали учёных с небес на землю и выглядели дурным тоном. Шарлемань это прекрасно понимал. Немного подразнив коллег, он перешёл к рассказу о последних успехах своей лаборатории. Успехи производили впечатление, учёные опять унеслись мыслями за облака, ропот стих…

– А я почувствовал себя лишним, – заключил Одинцов. – Это было уже не для средних умов. Но, судя по реакции публики, мужик и вправду серьёзный.

– Других сюда не звали, – откликнулся Мунин. – Тем более мы знаем, что Шарлемань участвует в производстве «Кинопса». Конечно, серьёзный!

Ева побывала на выступлении Абрахама Бутсмы. Рослый учёный опирался на трость. Его чёрная кожа контрастировала со светлой одеждой – лёгким льняным пиджаком цвета топлёного молока, белой рубашкой и небесно-голубыми джинсами. Свою речь Бутсма тоже начал с общих соображений.

– Гренландские киты живут по двести лет, морские черепахи – по четыреста, полярные акулы – по пятьсот. Попадаются глубоководные моллюски вроде океанического венуса, они ещё старше. Возникает вопрос: почему люди не могут жить так же долго? Почему примитивный аксолотль в моём аквариуме способен отрастить заново любую утраченную конечность, а мой умнейший коллега,