— Неужели это вы? — ошеломленно спросил Дронго.

— Зачем? — резонно возразил «Пьеро».  — Я никогда не делаюлишней работы. Только ту, которую мне закажут. Не нужно думать обо мне такплохо.

Он отошел, и Дронго растерянно посмотрел на остальных. Всебыли смущены этим неожиданным звонком.

— А от чего он умер? — спросил Россетти.

— Врачи говорят, сердечный приступ. Скорее всего инфаркт.Наверное, смена климата и обстановки на него подействовали.

— Не может этого быть! — не успокаивался Россетти. — Если унего было больное сердце, он как врач сам должен был почувствовать симптомы. Ноя с ним говорил, он был абсолютно здоров.

— Инфаркт может убить человека внезапно, — вмешался какой-тонемец невысокого роста в кепке и с тростью, — никто не знает, когда нас можетнастичь удар.

— Какое несчастье, — запричитала сеньора Магальянис, — мы сним только недавно разговаривали. Он так радовался, что ему удалось найтисвоего китайского коллегу.

Дронго взглянул на автобус. За темными стеклами невозможнобыло различить лицо Чжан Цзиня. Но он, безусловно, видел реакцию всехприсутствующих на известие о смерти индонезийского делегата.

«Почему? — подумал Дронго. — Почему он умер так внезапно?Это неожиданная случайность или ожидаемая закономерность?»

С этой мыслью он пошел к автобусу.

Подавленный известием о смерти Али Сармана, он поднялся всалон и вновь уселся на свое место рядом с американцем.

— Что-нибудь случилось? — осведомился Кобден. — У вас такиелица…

— Умер индонезийский делегат, которого я лично знал, —ответил Дронго, — говорят, сердечный приступ.

Наверное, реакция на долгий перелет, — покивал головойКобден. — Я однажды летал в Австралию из Лондона. Должен признаться, что даже впервом классе «Бритиш эйруэйз» после десятого часа полета чувствуешь себя оченьнеуютно. А еще пересадки, смена часовых поясов и климата. Благо, у меняздоровье хорошее. У вашего друга было здоровое сердце?

Он никогда не жаловался, — ответил Дронго.

Мужчины редко жалуются на свои болячки. Особенно врачи. Онипочему-то считают, что их дело лечить больных, а не болеть самим. Восемь летназад у меня умер друг. Сам работал в онкологической клинике и до последнегодня не верил, что у него такой запущенный рак. Ему все казалось, что коллегиошибаются, иначе он давно бы почувствовал симптомы.

Дронго обернулся. Чжан Цзинь смотрел прямо на него.Интересно было бы подойти к нему и узнать, что думает этот офицер китайскойразведки о внезапной смерти одного из делегатов. Между прочим, смерть наступиласразу после того, как несчастный Али Сарман нашел своего китайского коллегу.Нет ли здесь прямой связи? Дронго еще раз обернулся и встретился с глазами ЧжанЦзиня. Что, если слухи о том, будто атипичная пневмония — это разработка новогопоколения биологического оружия, которая случайно вырвалась из лабораторийкитайских биологов, соответствуют действительности? И китайский разведчикоказался здесь не случайно? Может, поэтому Али Сарман не мог найти своегобывшего коллегу? Им не давали встретиться, а когда они все же встретились, былопринято решение о ликвидации индонезийца.

Нет, глупо. Если бы китайцам нужно было скрыть правду, онибы не стали присылать такую представительную делегацию в Лиссабон. Или этоизощренная восточная хитрость? Заболтать случившееся, чтобы никто ничего непонял. И почему тогда они привезли на конгресс такой миролюбивой организации,как ВОЗ, своего офицера разведки?

Мимо прошел поднявшийся в автобус «Пьеро». Он старательноизбегал смотреть нa Дронго. Или это его работа? Не разобравшись, почему Дронгобеседовал с индонезийцем, просто решил подстраховаться? Нет, это тоже абсолютноневероятно. «Пьеро» не стал бы скрывать своих подозрений в отношении АлиСармана. И хотя бы попытался обосновать причину своего поступка, или он всеголишь выполнил приказ? Но времена, когда убирали случайных свидетелей, давнопрошли. Все главные разведки мира знают, что в цивилизованных странах непринято действовать подобными методами. Где-нибудь в Африке или в Азии такоееще возможно, да и то не везде. А в Европе ни одна разведка на это не пойдет.Скандал будет грандиозным, об этом узнают коллеги во всех странах, в Интерполе,в комитете экспертов ООН. Оскандалившаяся организация сразу станет отверженной.Ни российская, ни китайская спецслужбы на такой риск заведомо не пойдут. А еслипойдут?..

Дронго нахмурился. Он не верил в случайную смертьиндонезийского делегата. Когда в салон поднялись молодые женщины, они веселокивнули Кобдену, и он благосклонно кивнул им в ответ. Затем наклонил голову кДронго:

— Вы сообщили им про завтрашний ужин?

— Конечно, — ответил Дронго, — мне кажется, они согласны. АЭстелла очень вами заинтересовалась. Боюсь напутать, но, по-моему, ей нравятсямужчины вашей комплекции и возраста.

— Вы льстец, — хохотнул довольный Кобден. — Честное слово,вы молодец и нравитесь мне все больше!

Одним из последних в салон автобуса поднялся тот самый,похожий на скандинава делегат, при взгляде на которого Дронго вспомнил«Сервала». Когда блондин прошел на свое место, Дронго спросил у Кобдена:

— Вы не знаете, кто это такой?

— Его зовут Пер Асплунд. Он с Фарерских островов, —недовольно ответил Кобден. — Я его увидел здесь впервые, и он мне непонравился. Очень неприятный тип. Он и еще несколько человек внесли специальнуюрезолюцию по фармацевтической промышленности. Они считают, что все наширазработки на самом деле не нужны. Какие-то неизвестные мне любители-эксперты вЕвропе выяснили, что девяносто пять процентов всех лекарств не только непомогают, но и, наоборот, причиняют вред людям. Представляете, какая цифра?! Иэтот Асплунд еще имел наглость обратиться ко мне за консультацией. Да я простоне стал с ним разговаривать.

— Он приезжал к вам в отель?

— Да, узнал где я живу, и заявился. А у самого волосыперекрашенные. Не люблю перекрашенных мужчин. В них есть что-то от женщины.Когда красятся артисты, — я еще понимаю. Их физиономии — товар, который онидолжны продать. Но когда политики или бизнесмены, — это выглядит смешно. Иглупо. А он приехал ко мне с такими амбициозными планами! Вот я и выставил егоза дверь.

— Вы с ним раньше встречались?

— Даже не слышал о нем. Говорит, что руководит какой-тобольницей на своих Фарерских островах. У них там, наверное, и больницынормальной нет, одни аптеки. Но он так сказал. В общем, я не стал с нимразговаривать. Тем более что уже знал, кто поднял этот вопрос офармацевтической промышленности. Одна из подписей была его. Представляете. Сидяна своих островах, он берется судить о состоянии огромной отрасли науки.