скользком полу. И вдруг лодку сотрясает взрыв такой силы, что напрочь вытряхивает душу. Яростный удар в спину, крики, панель, закрывающая вход в трюм, слетает с креплений, переборки трещат, в темноте кто-то стонет и воет, как угодившая в капкан собака, луч выхватывает вылетевший из отверстия и повисший на проводах прибор, и в довершение всего, ему в лицо бьёт струя ледяной воды. Наконец вспыхнуло аварийное освещение, и его красный свет превратил лица в восковые маски. У Олафа нервный тик. Щека дёргается, жутко растягивая рот. Кажется, он хочет закричать, но за него это делает кто-то другой. Фонари в руках не гаснут, и теперь все лучи направлены вдоль труб, в два ряда закрывающих стены. На этот раз Клим видит только Адэхи. В отличие от других, лицо индейца не выражает ровным счётом ничего. Струя воды бьёт ему в грудь, на помощь приходят механики, Адэхи работает ключом, крутит какие-то вентили, и вскоре струя стихает. Он бросает ключ, но Клим не слышит его падения. «Так и есть! – Клим изо всех сил старается поверить в собственную догадку. – Дурной, кошмарный сон!» Но из этого ничего не выходит. Наваждение не исчезает, Вайс по-прежнему стоит рядом, а выбравшийся из сплетения труб Адэхи коротко бросает:

– Следи за клапанами – слабое место.

«Если это сейчас же не прекратится, – закрыл глаза Клим, – значит, я сошёл с ума». Не прекратилось. Адэхи не исчез, и продолжает тихо говорить, давая указания Вайсу.

– Откачивать воду во время взрывов. Они бомбят, мы включаем насосы. Они слушают, мы замолкаем.

– Как обычно, – соглашается старшина.

Чёрт! О чём они?! И вдруг Клима осеняет. Такое у него уже было. Их детдом воевал с детдомом, что на другом берегу Невы. Каждый ревностно охранял свою территорию, но иногда делал набеги на соседнюю. В один из таких набегов Клима загнали в угол двух заводских бараков. Силы были неравны, и в тот раз его послали в глубокий нокаут. Всё как сейчас. Ватное тело, в голове гул, во рту кровь, слова пролетают мимо, не зацепляясь за сознание.

– На этот раз пронесло, – ощутимо тряхнул его за плечо Вайс, и, удивительное дело, Клим его понял. – На, выпей.

Прошло не меньше минуты, прежде чем Клим осознал, что старшина протягивает ему бутылку с водой.

– Досталось тебе, – Вайс взял Клима за подбородок и повернул его голову из стороны в сторону. – Я позже позову Мюллера. Он, конечно, не доктор, но перевязывать неплохо насобачился.

– Ему не перевязку, а швы не помешало бы наложить, – подключился Олаф. – Ганс такого не умеет.

Клим непонимающе взглянул на одного, другого, потрогал собственное лицо и лишь потом осознал, что всё оно залито кровью. Он шумно потянул носом – воздух в отсеке был скверный, пропитанный вонью перегретых электродвигателей, пота и всплывших из трюма нечистот. Но этот смрад подействовал на него как нашатырь, постепенно приводя в чувство.

– Всё закончилось? – спросил Клим.

– Не думаю, – прислушался, глядя в потолок, Вайс. – Слышишь? Эсминец наверху делает большую дугу, а в центре неё мы. Заподозрил что-то.

– Эсминец – чёртова метла! – ругнулся Олаф. – Не нужно было нам ввязываться в эту авантюру. Ладно, если заподозрил, а если обнаружил?

– Если бы он был уверен, то их бы здесь крутилась уже вся свора.

– Только бы от нас не пошёл след топлива, – вздохнул Олаф.

– Тогда нам конец, – согласился Вайс.

– Опять щупает, – подал из-за спины голос Шпрингер, прислушиваясь к посылкам «асдика».

– Тихо крадётся. Ищет. «Асдик» слышит на скорости до двенадцати узлов. Выше эсминец сам себя глушит. Вот если взвоет, тогда держись – бомбы швыряет.

– Что там наверху? – тоже прислушавшись, прошептал Клим.

– Теперь наверху кверху брюхом плавает тьма-тьмущая оглушённой рыбы, – хмыкнул старшина.

– Рыбы? – переспросил Клим.

Ему неожиданно вспомнился Котёнкин. Клим представил здесь писаря с сачком в руках и тихо засмеялся. Вайс с Олафом переглянулись, и старшина, соглашаясь, кивнул головой.

– Слетел с катушек. Бывает.

– Пусть отлежится, если сможет. Вилли, присмотри за ним, а мы – к управлению электродвигателями. Если отсидеться на дне не получится, то придётся побегать в кошки-мышки. А кэп не любит, если его команды выполняют с запозданием. Да и трюм не мешает откачать.

Олаф переполз на четвереньках, как змея, по комингсу в следующий отсек. Теперь Клим видел лишь Шпрингера и ещё кого-то спрятавшегося у крышки торпедного аппарата и, кажется, молившегося.

– Когда это закончится? – спросил он в пустоту.

– Не знаю, – отозвался Шпрингер и неожиданно протянул руку. – Меня зовут Вилли.

По дребезжащему голосу собеседника Клим заметил, что его больше интересует не новое знакомство, а поиск поддержки в минуту страха. Шпрингер смотрел мимо него, испуганно обводя глазами стены, отслеживая снаружи малейшие звуки.

– У нас нет брони, – наконец он встретился взглядом с Климом, осторожно показывая пальцем в потолок. – Мы беззащитны. Всего два сантиметра стали против бомб и давления. Говорят, что корпуса наших лодок хотели делать не из морской легированной стали, а из бронированной. Тогда мы смогли бы погружаться на шестьсот метров. Ну почему они этого не сделали? Почему на мою голову падают бомбы? А я ещё такой молодой… у меня только-только появилась девушка. Подружка моей сестры. Она нас в свой день рождения познакомила. Я ей письмо написал, но так и не осмелился отправить.

– Чего тогда с другими не уплыл?

– Не верю, что у них что-то получится. Да и кто сейчас хозяйничает в моём Любеке? Не знаешь?

– Англичане.

– Так я и думал. Даже если доберусь, меня сразу бросят в подвал к крысам. Главный инженер Ланге хорошо знал лодку, но ему было наплевать на остальных. Если они добрались до берега, то он уже всех бросил. А вот командир Зимон никогда так не поступит. Я ему верю больше, чем себе. В то, что сам себя спасу, не верю, а в то, что это сделает командир, – верю.

– Тише, – зашипел на них молившийся, прислушиваясь к звукам за бортом.

Где-то отстучала барабанная дробь взрывов и стихла.

– Далеко, – прошептал Вилли. – Неужели потеряли? У тебя вся голова в крови. Не чувствуешь?

– Нет.

Клим пощупал за ушами и посмотрел на липкие пальцы. Тишина. Как она прекрасна. Никаких взрывов, никаких «асдиков». Что такое какие-то неприятности с разбитым лицом в сравнении с этой тишиной? Великое чудо, что не бьют взрывы, и субмарина ещё жива!

– Точно потеряли, – заулыбался Шпрингер.

Неожиданно палуба вздрогнула, внутри лодки утробно заурчало, булькнуло, она стронулась и заскрипела шпангоутами. Низким рокотом заработали электродвигатели, ожили стрелки приборов.

– Уходим из опасного места, – заёрзал взад-вперёд Вилли. – Я говорил – командир