А сейчас машина двигалась по узким улочкам села Первомайское.

— Сейчас по этой улице проедем, — поворачивая руль, сказал Володя, — и в районе завода «Трансмаш» выскочим на Старопромысловское шоссе.

Небольшая улочка была очень узенькой. С обеих сторон тянулись высокие заборы. Впереди, как бы невзначай, выехала «Волга» и преградила семерке путь. Манохин дал задний ход, но сзади «Жигули» подпирал неизвестно откуда взявшийся джип.

Из передней машины выскочили двое вооруженных людей и направились к «Жигулям». Сергей оглянулся назад: из джипа нехотя вылез молодой парень, достал из-за спины коротенький спецназовский автомат на кожаном ремне и взял омоновцев на мушку.

Уткин и Манохин вышли из машины: Манохин открыл капот автомобиля и сделал вид, что проверяет уровень масла. Уткин поджидал парней, стоя у переднего правого колеса.

Сергей машинально достал из разгрузки две гранаты, вытащил из них кольца и приготовился к дальнейшему развитию событий.

«Если Уткина валят, одну гранату в них, другую под себя», — вихрем пронеслось у него в голове.

Но через пару минут подошедшие уже весело улыбались, разговаривая с Уткиным и спрятав оружие. Сергей оглянулся: парень, стоявший сзади, хлопнув дверью, забрался в джип и сдавал назад.

Манохин сел в машину и выдохнул:

— Я уж думал, абзац нам, Серега, только командир не растерялся. Парни из чеченского батальона «Восток» оказались. Молодец Уткин — сразу им то да се, да мы ваши соседи.

Подполковник сел на пассажирское сиденье и тоже выдохнул. Помахав на прощанье парням, он резко кинул:

— Трогай, — и, повернувшись к Сергею, продолжал: — Ну че, Семенов, растерялся? Эх ты!

И тогда Сергей поднял свои руки вверх, показывая гранаты.

— Алексеич, надо бы мне помочь, колечки назад вставить!

Когда все вопросы были улажены, Уткин хлопнул Сергея по плечу и сказал:

— Беру свои слова назад. В следующий раз с тобой в разведку — без проблем! — Володя Манохин счастливо рассмеялся.

На следующий день к Сергею подошел прапорщик Вадим Белкин, по кличке Белка:

— Товарищ капитан, там ваш подчиненный лыка не вяжет!

— Это который?

— А зайдите на кухню, сами увидите. Я братву не сдаю! — И Белкин расхохотался сам своей же шутке.

Вообще Вадим все время блистал своим остроумием. Он учился заочно в школе милиции. А так как вечно находился в служебных командировках, его контрольные работы в институт носила старушка-мать. Вадим сам рассказывал ребятам, как в очередной раз преподаватель, увидев ее в холле, подошел и, пожав смущенной женщине руку, улыбаясь во весь рот, сказал: «Поздравляю вас, вы переведены на третий курс». Сам Вадим, рассказывая, хохотал так, что тряслись стены.

Ну, а сегодня Сергей, зайдя в варочный цех, увидел такую картину: молодой сержантик Савченко, которому нынче выходило поварить по графику, мирно спал в углу на мешках с картошкой. Свои маленькие ручки Савченко положил под голову и, посапывая, улыбался во сне. От него действительно исходил запах спиртного. На огне тем временем в большом котле кипела бурда неопределенного цвета, которая по логике вещей должна была называться супом на первое. Сергей взял большое деревянное весло, которым мешали суп, и опустил в котел. «Грым-грым-грым».

«Не понял…» — подумал Сергей и, не веря своим ушам, помешал снова.

«Грым-грым-грым», — ответила ему кастрюля.

Сергей зачерпнул со дна и увидел закрытые банки тушенки, которых насчитал ровно шесть. Столько, сколько положено добросовестному повару для приготовления супа на обед.

Сергей был страшен в гневе, поэтому сразу же деревянное весло опустилось на спину мирно спящего Савченко.

Больше он никогда не заступал в наряд по кухне. Но, замерзая ночью на посту, вспоминал теплую печку и никак не мог забыть своих тактильных ощущений, а посему тер спину, по которой гуляло деревянное тяжелое весло.

В этой командировке Сергей часто общался с уже не молодым чеченцем, которого звали Ислам. Кто и когда первым познакомился с Исламом, уже никто не помнил, его передавали по смене друг другу, говоря: «Этому человеку можно верить!» И все ему верили. Ислам мог работать сварным и плотником, мог дать омоновцам напрокат свой автомобиль, а мог привезти на заказ продуктов или недостающую запчасть для машины. Жил он неподалеку от блокпоста в своем достаточно большом доме и появлялся всегда неожиданно или по просьбе — для этого надо было остановить первую же машину на КПП и попросить, чтобы позвали Ислама. Через пятнадцать минут Ислам заходил на ПВД. Когда Ислам возникал без приглашения, он всегда приносил новости. Например, он мог сказать: «Завтра в Ханкалу не выезжайте!» или «На Моздок не ходите по этой дороге!» Его слушали. Был он черен, сухопар, ростом невелик, но чувствовалась в нем какая-то внутренняя сила, стержень в нем был стальной. Спиртного Ислам не пил, но курить любил. Частенько Сергей и Ислам сиживали вместе и, покуривая, разговаривали на разнообразные темы, иногда спорили. Ислам знал много, но был не особо словоохотлив.

— Знаешь, Сережа? — говорил Ислам. — Я вам помогаю не потому, что хочу поиметь какую-то выгоду, и не потому, что шпионю за вами. Просто я понял многое: только вместе с Россией Чечне по пути. По крайней мере, пока. В первую войну все воевали. И я воевал. Я даже был полевым командиром. А что ты думаешь? Вся наша республика несколько столетий воюет, все горы пропитаны духом противостояния. А названия? Знаешь, как на русский переводятся названия Урус-Мартан и Ачхой-Мартан? «Русским — смерть» и «Неверным — смерть»! Это даже не по-чеченски, это на древнем наречии одного из тюркских языков. Поэтому, Сережа, чеченцев надо либо очень сильно любить, либо уничтожить всех до одного.

Любовью это чувство назвать нельзя, но Сергей внутренне испытывал очень большое уважение к чеченскому народу в целом. То ли тут имел место пресловутый «стокгольмский синдром», то ли за время многолетних командировок Сергей очень привык к местным жителям. Тем не менее он считал чеченцев своими соотечественниками, а к Чечне относился с большой симпатией и теплотой. Кстати, многие его сослуживцы, как и Сергей, не видели в чеченцах врагов. Они считали, что приехали на помощь к чеченскому народу-труженику, очищать вайнахскую землю от международного терроризма. А самоучитель чеченского языка Зулай Хамидовой пользовался в отряде большим спросом.

В те годы в республике выходили листовки вайнахского общества «Правдивое слово», в которых разъяснялось, кто есть кто в Чечне, говорилось там и о биографиях полевых командиров, и о том, кто финансирует их деятельность. Эпиграфом к газете служила старинная горская поговорка: «Да не станет хлеб сладким».