Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За годы, прошедшие до вышеупомянутого дождливого ноября, я хорошо усвоила эти и другие важные уроки. Уйдя из родильного отделения в приемное, я время от времени практиковалась в постановке катетеров, так что с любопытством ознакомилась с картой пациентки с кровати четыре. Хауа, двадцать один год, из Сомали, недавно получила вид на жительство в Великобритании, беременность сорок недель и два дня, первый ребенок. Листая карту, я обратила внимание, что беременность ее проходила на редкость спокойно: легкий ранний токсикоз, потом небольшое кратковременное кровотечение на двадцатой неделе, и дальше обычные дородовые осмотры и план искусственной стимуляции на сорок второй неделе. Никаких проблем с мочеиспусканием; на листке, приколотом к карте, было просто написано: «Боль в животе, пациентка не помнит, когда мочилась в последний раз, подозреваемые схватки».
Я отодвинула занавеску у четвертой кровати. Женщина в длинной розовой ночной рубашке стояла на постели на четвереньках, задом ко мне, опустив голову, и тысячи тоненьких черных косичек рассыпались по накрахмаленной белой наволочке. Хиджаб она сняла и, аккуратно свернув, положила рядом на кресло; как большинство верующих женщин, с которыми я сталкивалась, Хауа предпочла скромности комфорт, как только оказалась в безопасном женском мире приемного отделения.
– Хауа? – спросила я, и женщина, откинув с лица косички, улыбнулась мне через плечо.
Она была красивая, с безупречной янтарной кожей, высокими царственными скулами и длинной изящной шеей.
– Извините-извините, – сказала она, разворачиваясь ко мне лицом. – Я пыталась устроиться поудобней. Очень уж болит!
Хотя она по-прежнему улыбалась, в голосе у нее я услышала хрипотцу.
– С утра стало совсем плохо.
– Боль держится постоянно или наступает и отступает волнами? – спросила я, думая, что на данном этапе гестации у Хауа вполне могли начаться ранние схватки, которые и давали боль и спазмы.
– Постоянно, – сказала она, – вот здесь, – и провела руками по животу, длинными пальцами показывая, где болит.
– А когда вы в последний раз мочились?
– В этом все и дело. Я не уверена. Я… я просто не помню. Муж говорит, кажется, прошлым вечером. Он хотел сам приехать со мной, но я сказала не глупи, ничего страшного, езжай на работу. Его босс очень строгий, не прощает опозданий.
Она снова улыбнулась, но пальцы ее еще сильней сомкнулись на розовой ткани рубашки.
Подойдя к кровати поближе, я спросила Хауа, не будет ли она возражать, если я приподниму рубашку и прощупаю ее живот. Пальпация – это первый шаг при большинстве дородовых осмотров, способный сообщить акушерке очень много: насколько велика матка, каких размеров ребенок, в каком положении он находится, и как ведут себя мышцы – они мягкие и расслабленные, напряженные из-за схваток или скованные из-за скрытого кровотечения. Я потянулась за одеялом, чтобы прикрыть Хауа ноги – мы стараемся не ранить скромность пациенток, несмотря на широко распространенное мнение, что беременным «лучше оставить скромность за дверью», – но когда Хауа задрала рубашку, паника пригвоздила меня к месту. Вместо того, чтобы выглядеть гладким и округлым, ее живот напоминал пузырь с водой, перетянутый посередине тугим ремнем.
Мое лицо наверняка выдало изумление, которое лишь усилилось, когда я руками ощупала перетяжку у Хауа на талии.
– Все в порядке? – с расширившимися глазами спросила она.
«Кольцо Бандля, – подумала я. – Совершенно очевидно». Редкий симптом опасного осложнения, перетяжка на женском животе, о которой я раньше только читала, а теперь вот увидела воочию. Возможно, у Хауа уже несколько дней шли схватки, хотя она их не чувствовала; по какой-то причине проход ребенка через таз блокировался и это фиброзное кольцо начало свое смертельное сжатие бог знает сколько часов назад.
– Мне надо пощупать еще, – ответила я, передвигая руки ниже по ее животу. Я нащупала явственно выпиравший переполненный мочевой пузырь, и вдруг засомневалась в своих выводах. Может ли он быть причиной странной формы живота пациентки? Я прикрепила ей монитор, и мы услышали громкий и уверенный пульс плода. «ЧСС плода 140 ударов в минуту, – подумала я, планируя будущую запись в карте, под стук из монитора. – Акцелерация есть, децелерации нет». За шторой звуки еще пяти мониторов переплетались в сложном ритме. Палата была полна, голос Стефани раздавался где-то слева: она советовала женщине «дышать, не тужиться, просто дышать», потом по линолеуму заскрипели колесики – это к дверям подкатили еще одну кровать.
– Похоже, с ребенком все в порядке, – сказала я Хауа под ровную пульсацию монитора, – но я не знаю, с чем связана форма вашего живота. Вы действительно думаете, что не мочились со вчерашнего дня?
Хауа потерла рукой живот.
– Думаю да, это возможно. Я встала сегодня очень рано, и да, вероятно, ходила в туалет только прошлым вечером.
Я еще раз прислушалась к сердцебиению плода, которое оставалось совершенно нормальным, без всяких признаков смертельной угрозы, на которую указывает кольцо Бандля. «Давай-ка остынь, – сказала я себе. – Ты всегда можешь вызывать врача, если возникнет неотложная ситуация, которой сейчас явно нет, либо ты можешь поставить катетер и посмотреть, не заставит ли хороший, полноценный отход мочи эту полосу исчезнуть». Хор многочисленных сердцебиений вокруг меня стал, казалось, еще громче, и я, наконец, приняла решение. «Делай, что нужно, – подумала я. – Если кольцо не пропадет, тогда можешь испугаться, позвать врачей и отойти в сторонку, пока они будут разбираться. Но не сейчас».
Хауа не пришла в восторг от предложения поставить катетер (да и кто бы пришел? Удовольствие-то сомнительное), но боль в животе была такой сильной, что возможность избавиться от нее казалась слишком привлекательной, чтобы отказаться. Как только она дала согласие, моя паника улеглась. Снова оказавшись на знакомой территории, я отыскала все необходимое на тележке возле кровати, оторвала край упаковки так аккуратно, словно распечатывала вожделенный рождественский подарок: катетер лежал в хрустящем белом пакете – прямо мечта чистюли-акушерки. Я налила немного дистиллированной воды в тазик, ловким движением натянула перчатки и уже изготовилась ставить катетер, когда Хауа раздвинула ноги.
Все сразу стало ясно. От нового шока сердце опять перевернулось у меня в груди, но на этот раз к нему примешалась грусть, когда я поняла, что вижу перед собой, и осознала истинную причину болей у Хауа.
Хотя гениталии у всех женщин разные – по размеру, цветам и пропорциям, – в основном мы все похожи друг на друга, и утешительная банальность, что, мол, увидев одну вульву, видел их все, действительно справедлива. Однако Хауа показала мне вовсе не то, чем снабдила