хотя эти редкие душевные моменты вряд ли компенсируют нам остаток рабочего дня и горы документации, которая требуется, чтобы эти младенцы с их мамашами спокойно покинули роддом в благословенный день выписки. Не считая приема младенцев и трепания их за щеки, акушерки в нашей стране занимаются на самом деле тем, что помогают женщинам в девять месяцев, предшествующих родам (и до шести недель после них). Отделения сохранения на ранних сроках, амбулаторные кабинеты, дневные стационары и дородовые палаты созданы специально для того, чтобы беременность безопасно прошла все стадии от крошечного скопления клеток до крикливого комочка счастья. Во время этого «волшебного» путешествия все что угодно может пойти не так, и пока какая-нибудь миссис Знаменитость позирует на обложке журнала «ОК!» с идеально отфотошопленным животом в родильном бассейне из каррарского мрамора с блестками в воде, большинство простых смертных обычно проводят время в кровотечениях, болях, судорогах и вообще всяческих неудобствах, которые усугубляют еще и поношенные леггинсы, доставшиеся от тетушки Сенги после того, как в 1997 она родила близнецов.

Конечно, каждой женщине гарантированы регулярные дородовые осмотры и послеродовые посещения, но в промежутках между ними случается огромное количество кровотечений/судорог/поисков в Google. Однако бояться нечего: национальная система здравоохранения в своей неслыханной щедрости предоставляет британским женщинам желанную отдушину, в которую можно обращаться со своими надеждами, страхами и мечтами – Приемное отделение роддома (больше напоминающее недавнее поле битвы). Именно в нем я решила остаться, завершив ротацию в остальных больничных отделениях и во всех службах, где могут потребоваться акушерки. Впервые там оказавшись, я была потрясена стремительными темпами работы и ее огромным разнообразием, а также количеством разворачивающихся на глазах у персонала событий. Собственно, именно эта особенность тянула меня туда снова и снова, пока я, наконец, не познакомилась с полным спектром проблем и катастроф, которые обрушиваются на наше беременное население днем и ночью. Набравшись опыта и уверенности, я поняла, что сложные случаи, от которых у меня некогда выступал холодный пот, начинаю рассматривать как любопытные задачи, нуждающиеся в решении, ради которого трудится целая слаженная команда. Этот коктейль медицины, адреналина и черного юмора, как оказалось, быстро вызывает привыкание.

Чтобы описать работу приемного родственникам, друзьям и любопытным парикмахершам, я сравниваю его с «пунктом неотложной помощи для беременных». Однако, в отличие от медсестер таких пунктов, к которым пациенты поступают уже после первичной проверки, акушерка приемного должна одновременно отвечать на звонки паникующих пациенток, которым в начале беременности всегда говорят пользоваться горячей линией только в случае серьезных проблем – однако понятие о серьезности у всех у нас разное. Одна женщина будет медлить со звонком, пока кровь из нее не польется потоком прямо на пол, в то время как другие десять станут давить на кнопку быстрого набора просто потому, что какой-то анонимный «друг» в соцсетях написал им, будто одного кусочка мороженого «Мистер Уиппи» достаточно, чтобы спровоцировать выкидыш (чтоб вы не лазили лишний раз в Google – это не так). Женщина, которая волнуется, не повредит ли ребенку окрашивание волос, будет занимать линию, пока другая безуспешно пытается дозвониться, чтобы спросить, что за кровавый сгусток только что выпал у нее в унитаз. За одну смену в приемном – даже за пару часов на телефоне – акушерка успевает несколько раз переключиться с комедии на трагедию. Как сказала одна моя мудрая коллега, неудивительно, что мы выпиваем.

Хауа: исцеление словом и ребенок из мочи

Было сырое ноябрьское утро, среда, и настроение в госпитале…

Ну, я бы сказала «пребывало на спаде», но слово «спад» почему-то вызывает у меня ассоциации с бирюзовыми волнами, бьющимися о белоснежный песчаный берег. В действительности ощущение было такое, будто посреди Атлантики открылась гигантская черная дыра, затянувшая всю радость мира в свое ненасытное чрево. Сотрудников больницы тоска тоже не обошла; даже мое собственное обычно бодрое настроение сменилось язвительной ворчливостью, дополнявшейся мрачным взглядом исподлобья.

В родовспомогательных учреждениях существуют приливы и отливы: одна неделя может пройти спокойно, но на следующей вы будете пожинать плоды какого-нибудь события, случившегося девять месяцев назад – например, сильного снегопада, череды погожих деньков или даже неудачной телепрограммы. Сентябрь у нас всегда загружен – последствия бурных рождественских вечеринок и поцелуев под омелой материализуются в родильных отделениях в виде кричащих младенцев. Пиковый сезон родов приходится на одно и то же время, лишний раз подтверждая, что бокала просекко и колпака Санты достаточно, чтобы заставить человечество размножаться.

Однако иногда на графике рождаемости случаются пики, возникающие без очевидных причин и без предупреждений – именно так произошло тем ноябрем. Одна роженица за другой поступали к нам в приемное, практически въезжая в двери на липкой струе околоплодных вод, и сразу после осмотра срочно отправлялись в родильный зал на кресле-каталке. Раз за разом мы звонили тамошней сестре, зажав трубку между плечом и подбородком и не снимая перчаток с рук: «Вторые роды, полное раскрытие». «Первые роды, девять сантиметров». «У меня тут женщина – имени я не знаю, но она тужится». К концу месяца на наши звонки отвечали уже с плохо скрываемым раздражением (и все более изощренными отговорками). «Нет свободных акушерок», – поступал ответ. «Нет готовых палат». «Ладно, везите». «Везите». «Везите».

Время для бэби-бума было самое неподходящее. Одна команда врачей-интернов только что ушла на новые места, разбредясь по свежим пастбищам дерматологии, неврологии и психиатрии, и новая группа двадцатилеток (по крайней мере, они так выглядели) с горящими глазами прибыла, чтобы занять их место. Некоторые были действительно компетентными – они успели поработать в скорой помощи с вызовами на аварии и сложные случаи, – но большинство приходило в ужас от перспективы оказаться ответственным лицом в острой ситуации первый раз в жизни. Положение осложнялось еще и тем, что молодые врачи-мужчины, казалось, раньше видели голых женщин только в учебниках – столкнувшись с ними в реальности, эти бедолаги просто цепенели. При виде надутых грудей, затвердевших от мастита, у них начинали трястись руки, зеркало они вводили во влагалище не тем концом, и уж совсем плохо было дело, когда интерну-девственнику являлась во всей красе бразильская эпиляция, и все это под суровым взглядом присматривающей за ним акушерки. Неоднократно мне приходилось отзывать молоденького врача в сторону и напоминать, что надо сначала вымыть руки, представиться и познакомиться с пациенткой, прежде чем заглядываться на ее вагину.

Давление системы тяжело сказывалось даже на персонале, проработавшем в ней много лет, не говоря уже о наиболее чувствительных из нас, для которых это был настоящий ад. Я