Когда пир подходил к концу, то пьяных песен и выкриков,обычных для любого царского пира, так и не было. Половина кувшинов с виномосталась нераспечатанными. В воздухе сгущалось напряжение.

Светлана задержала дыхание, поднялась. Взгляды пирующихобрушились на нее как град камней. Едва не пошатнулась, но расеянно-покровительственнаяулыбка осталась на ее губах как приклеенная:

— Продолжайте, дорогие гости!.. Продолжайте.

Она отвернулась, чтобы не видеть, что никто не поднялся,когда она встала — одним оскорблением больше, одним меньше, — медленно и с прямойспиной пошла к выходу из палаты.

Когда она была возле дверей, страж сказал негромко:

— Царевна... с тобой желает говорить Горный Волк.

— Что он хочет? — спросила она, а по спине пробежала ледянаяструйка страха.

Страж пожал плечами:

— Скажет сам.

— Проводи в комнату с двумя мечами.

Страж кивнул, ушел, шаркая ногами. Не поклонился, отметилаона, не выказал обычных знаков почтения как царице или даже царевне. А сейчасдействует скорее по приказу Горного Волка, чем выполняет свои обычные обязанности.

Она намеренно прошла через палаты, остановилась в светлице,откуда был прекрасный вид на зеленую долину и близкие горы со снежнымивершинами, затем неспешно прошла в комнату с умело вырезанными на дубовой дверидвумя скрещенными мечами. Умельцы покрыли их неувядающей краской, мечи в светефакелов блистали особенно ярко и вызывающе.

Горный Волк уже сидел за столом, злой и нахмуренный.Светлана ощутила как от страха кожа пошла пупырышками. Горный Волк всегдавыглядел диким зверем, но сейчас был рассвирепевшим зверем.

— Ты ходишь медленно, царевна, — бросил он грубо. — У менячерепахи ползают быстрее.

Она холодно посмотрела на него с порога, голос держала какможно ровнее и без оттенков:

— Я понимаю, что в сражениях нельзя научиться вежливости. Ноцарям приходится общаться с... разными людьми. И не людьми тоже. Так чтоговори, Горный Волк. Я понимаю любой язык.

Он засмеялся, показав зубы острые и длинные как у волка:

— Царям? Ты не царица.

— Я сидела рядом с царем Громославом, своим отцом.

— И что же?

— Умный умеет учиться быстро. А дурак не научится никогда.

Она постаралась, чтобы он уловил угрозу, однако Горный Волклишь посмотрел на нее как на пустое место. Голос вождя заполнил всю комнату:

— Да, я воин. Я презираю тех, кто умеет говорить красивые слова.Когда стану царем, я выгоню их из страны. А кто останется — повешу.

— В какой стране ты им станешь? — спросила Светлана все темже холодным голосом.

Он снова оскалил зубы:

— Я знал, что ты дурочка... как все красивые женщины, ночтобы до такой степени?.. В этой, конечно. Она мне нравится.

Холод проник под лопатки и сжал ее сердце. Вот оно. Первый,кто сказал это открыто. Держа голос слегка задумчивым и ироничным, но стараясьне злить вождя, она спросила нерешительно:

— Значит, будущий царь... Горный Волк, да?.. Значит, уже всерешено. А могу я спросить: где в этом мире отведено место для меня?

Он показал зубы, от которых ее снова бросило в дрожь. Вглазах его была победа.

— Конечно, сперва я хотел взять в жены... Понятно, самаякрасивая женщина на свете!.. Но я стал вождем не только за силу рук. Я кое-чтослышал и видел. Все войны начинаются из-за женщин, чтобы там не говорили!Найдутся, которые захотят освободить тебя из моих рук. Я их не страшусь, но уменя есть планы как завоевать Артанию и Славию, как пойти дальше, и я не хочуввязываться в драку с местными дураками. Я не хочу, чтобы мне мешали!

— Понятно, — сказала она мертвым голосом. — Но я хочу, чтобыты сказал сам.

— Царевна, — сказал он, его глаза блеснули, словно в нихотразились оголенные мечи, — ты сегодня в присутствии всех гостей откажешься отпрестола в мою пользу, а сама уйдешь.

— А по дороге меня зарежут, — закончила она.

В его близко посаженных глазах мелькнуло что-то вродеуважения:

— Зато не будет другой резни! Разве ради этого не стоитпожертвовать жизнью... если ты настоящая царская дочь?

В последних словах прозвучала явная издевка. Светланаподнялась. Глаза ее блистали как две утренние звезды:

— Да, царских детей с детства учат думать о царстве раньше,чем о себе. И приносить себя в жертву, если это нужно для блага страны. Я ужеотдала себя однажды в жертву, разве не помнишь?.. Я легла на жертвенный камень,чтобы ты мог победить пришельцев с севера!.. Но ты все равно бежал, разбитый. Итолько вмешательство какого-то неведомого героя... я хочу, чтобы это былчеловек-герой... вырвало меня из рук самого бога войны Маржеля! И ты хочешь,чтобы я принесла себя в жертву снова?

Он был взбешен, она даже отшатнулась, чувствуя что вождьвот-вот ее ударит. С великим трудом сдержавшись, он грязно выругался, сказал,все еще дрожа от злости:

— Красивая женщина — всегда жертва!.. Не хочешь так? Тогдамои войска возьмут кремль в один наскок. Прольется кровь, погибнут крепкиевоины... которые могли бы погибнуть в боях с Боевыми Топорами! Ты хочешь этого?Это будет.

Она медленно опустила голову. Отчаяние нахлынуло с такойсилой, что голос упал до шепота:

— Да... я всегда была жертвой.

Она повернулся и, чтобы он не видел заблестевших в ее глазахслез, дернула дверь и выскочила за порог. Слезы освобожденно хлынули, побежали,оставляя блестящие дорожки. Страж у дверей вытаращил глаза, ухмыльнулся иотвернулся. Что он там вообразил, успела она подумать, ведь оставалась наединес Горным Волком, который с женщинами не церемонится?

Она стояла в своей светлице, прислушивалась к голосамгостей. Уже вечер, ворвутся ли к ней ночью с обнаженными кинжалами или же заночь сговорятся, кто сядет на трон?

Громыхая огромными сапогами, подошел толстый гридень сострашным шрамом через все лицо. Бесстыдно икнул, волна смеси запаховнедожареного лука и мяса едва не сшибла ее с ног. Светлана напряглась,неприятности явно и здесь, а Ховрах сделал вид, что поклонился:

— Царевна, посол Артании просит молвить слово.

Улыбка погасла на губах Светланы. Пугливо оглядевшись, она сусилием и великой неохотой шагнула из светлого сказочного мира в мир нынешний.

— Если разговор недолог, то... проводи его сюда.