— Сделаем круг, — объяснил лениво, — и домой.Как раз по времени получится.

Ближе к реке дома в основном были деревянные, двухэтажные,реже вовсе в один этаж. Покосившиеся заборы, собаки, заливисто оповещавшие осебе из-под каждой подворотни, ленивые коты на крылечках. Я наблюдала в окно зачужой жизнью, заглядывая в калитки, точно в замочную скважину, а думала освоем.

— Ты когда пакет отдашь? — нерешительно спросилАндрей, косясь на меня.

— А когда надо?

— Завтра — крайний срок…

— Значит, завтра и отдам. — Я кивнула, а Андрейпосмотрел недоверчиво и тоже кивнул. Кашлянул и сказал, как видно, желаясменить тему:

— Вот ведь Гарлем, скажи, а?

— Да, улица выглядит нерадостно.

— Какая уж тут радость — воду с колонки таскать. Внекоторых домах до сих пор печки топят. Дикость… — Он покачал головой в крайнемвозмущении. — Двадцать минут ходьбы от центра, а точно в глуши какой…

— Да здесь почти никого не осталось, — решила яего утешить. — Организации да стоянки… или просто руины. Половина домовуже нежилые.

— Сашка говорит, снесут их скоро, вон его дом, видишь,зеленый?

— Какой Сашка? — не поняла я.

— Кашин, ну, охранник.

— Так он здесь живет?

— Живет. Прикинь, тачку купил за двадцать штук баксов,а живет в таком сарае. Совсем ума нет…

— Да уж, — не могла я не согласиться, глядя напокосившуюся развалюху. — За двадцать тысяч мог бы квартиру купить.

— А я про что? Так ведь дурак, на шикарной тачке катит,а в сортир во двор бегает. Урод…

— А у тебя квартира есть? — проявила я интерес, ужочень близко к сердцу он принимал чужую глупость.

— Есть. Все у меня есть.

— Счастливый ты парень, — позавидовала я. Мыподнялись в гору, такую крутую, что даже «Форд» с трудом справился с подъемом,и очень скоро вновь оказались на одной из центральных улиц.

— Едем домой, — сказала я.

Ворота открылись после нашего сигнала, мы въехали во двор, явышла из машины и торопливо поднялась к себе. Сейчас мне меньше всего хотелосьвстретиться с кем-нибудь из сладкой парочки: притворство никогда не было моейсильной чертой, и я всерьез опасалась, что Кирилл очень быстро поймет, что яузнала что-то лишнее.

Может, поэтому я сразу отправилась в ванную, с намерениемоттянуть время возможного свидания и привести нервы в порядок. Я стояла поддушем, подставив лицо теплым струям, и пыталась убедить себя в том, что все нетак плохо. Мне это почти удалось. Я остервенело растирала себя губкой и дажепробовала петь.

Дальше получилось вот что: я выронила мыло, наклонилась,чтобы его достать, стала поворачиваться, умудрилась наступить на скользкийбрусочек, потеряла равновесие и грохнулась на мраморный пол. Голова пришла всоприкосновение с твердой поверхностью, кажется, даже звон раздался, а явзвыла, потому что было это весьма неприятно. Меня затошнило от боли, и оченьвозможно, что я лишилась бы сознания, но на лицо лилась вода, не позволяяотключиться.

— Здорово, — хмыкнула я, как только больпонемножку отпустила. — Язык мой, враг мой. Стоило сегодня соврать, что яупала, — и вот, пожалуйста. К ушибу руки хорошенькое сотрясение мозга.

Я чуть было не заревела от жалости к себе, но вместо этоголегла на бок и, вытянув руку, наблюдала, как с пальцев крохотным водопадомсбегает вода. Лежала я так минут пять, не меньше, до тех самых пор, покакое-что не привлекло мое внимание. «Кое-что» было одной из плиток на стене, вовтором от пола ряду.

Плитка чуть-чуть выдавалась вперед. Сначала я простопялилась на нее, без всяких мыслей, потом села и пощупала ее рукой, а тщательноосмотрев, очень шустро вскочила на ноги, даже про недавнюю травму забыла, икинулась за пилкой для ногтей. Аккуратно подцепила пилкой мраморныйпрямоугольник, и он легко выдвинулся. Сомнений не было — это тайник.

Тайник представлял собой небольшое углубление величиной сотделочную плитку. В нем виднелась часть трубы, запаянная на конце. Как видно,первоначальный проект изменили и трубу заварили за ненадобностью. Надопризнать, тайник идеальный. Мне никогда бы не пришло в голову что-либо искать вванной, тем более в этом месте. Скорее всего человек, устроивший тайник, как ия, наткнулся на него случайно.

В углублении лежал большой плотный конверт. Я извлекла его,вставила плитку на место и, накинув халат, вернулась в комнату. В конвертенаходились паспорт, доллары, какие-то бумаги, две фотографии и ключи наметаллическом колечке. Я начала осмотр с фотографий, они первыми попались наглаза. Молодая женщина с пышными светлыми волосами и короткой челкой обнималамужчину, задорно хохоча. Лицо мужчины скрывала тень, к тому же на фотографии онбыл запечатлен в профиль: длинные волосы, зачесанные назад, крупные черты лица.Его я никогда раньше не видела, а вот лицо женщины было знакомо: именно еепортрет висел в одной из комнат в башне.

Вторая фотография заинтересовала меня много больше: опять таже пара (как нарочно, мужчина на этот раз приник к плечу женщины, она егообняла, и его лицо почти полностью закрыл ее локоть), а слева от женщины —широко улыбающийся Алексей Петрович. В его исконный облик были внесенысущественные изменения: кто-то пририсовал ему фломастером рожки, снабдилхвостом, кисточка которого свисала над ухом, обвел лицо кружком и написалсверху: «Иуда». На обратной стороне была проставлена дата — если верить ей,снимок сделан пять лет назад. Я отодвинула фотографии и открыла паспорт.Ефимцева Полина Васильевна. Фото все той же женщины с портрета. Ни прописки, нисвидетельства о браке.

Бумаги представляли собой купчую на дом: одиннадцать месяцевназад его приобрела все та же Полина Васильевна. Пачка долларов была стянутарезинкой, я быстро пересчитала банкноты: десять тысяч. Неплохой тайничок.Осталось только решить, что со всем этим делать? Пока я, покусывая губы,пялилась в стену перед собой, кое-что. пришло мне в голову. Я извлекла изсекретера листок бумаги с описанием женщины на портрете, встала перед зеркаломи для пущей убедительности принялась читать вслух:

— Блондинка, длинные пышные волосы с короткой челкой,высокие скулы, тонкий нос, большой рот с пухлыми губами.