в хлам на любой вечеринке. Она раньше распробовала алкоголь, она чаще курила травку, она могла выпить больше стопок. – К концу вечера я уже стоять не могла, потеряла туфлю, умудрилась наступить на разбитую бутылку. У меня из ноги хлестала кровь. Но я все же помню, что произошло между нами. И это точно не было… – она перешла на шепот: – Это. И ты знаешь это, Мышка. Я не понимаю, зачем ты так поступаешь со мной. Ты снова разбиваешь мне сердце.

Рот Лизы исказился в гримасе.

– Уже строишь из себя жертву! Ты написала это эссе. Это очень личная история, Сэм. Она касается только нас двоих. Я даже Джошу ничего не рассказала. Мне казалось… – она силилась подобрать слова, – что я изменила ему с тобой. Что-то в этом роде. Не знаю, как это объяснить. Или что я предам тебя, если расскажу ему, что произошло. А это вообще бред какой-то, ведь он мой муж. Я все это время мучилась от этих мыслей, и вдруг ты берешь и публикуешь длинную статью на эту тему! Не могу… – У нее сильно участилось дыхание. – Зачем ты опубликовала это эссе? Та ночь – наша тайна…

– Поверь мне, я очень хотела бы, чтобы этого эссе просто не было. Но оно уже опубликовано, и я ничего с этим поделать не могу. – Сэм пристально смотрела на подругу. – Мне нужно знать, собираешься ли ты предать огласке свое заявление.

После мимолетного колебания Лиза покачала головой. Сэм сделала полшага вперед. От дурмана облегчения кружилась голова.

– Хорошо, – сказала она. – Отлично. Тогда чего ты хочешь добиться, Лиза? Чтобы я отозвала эссе? Я не думаю, что эта ситуация разыграется так, как ты предполагаешь. – Сэм взяла Лизу за руку. Подруга посмотрела на их переплетенные пальцы с какой-то небывалой тоской. – Либо никто даже не заметит, что эссе было отозвано, и это будет пустой тратой времени. Либо сам факт отзыва эссе и станет сенсацией. А тебе это надо? Привлечешь к себе повышенное внимание. Да и к Джошу тоже. – Сэм бросила взгляд через окно автомобиля на сидящих бок о бок близняшек. – И к твоим девочкам… Я вижу, что ты хорошая мать. Они обожают тебя. Но они уже достаточно взрослые, чтобы гуглить собственную фамилию. Что они увидят в результатах поиска?

– Прекрати. – Лиза так побледнела, что веснушки у нее на носу практически полностью исчезли.

От школы выдвинулась еще одна группа женщин с накинутыми на голову капюшонами, отороченными мехом. Лица дам осветились радостью при виде Лизы. Пока мамочки рассаживались по автомобилям, Лизу забросали приветствиями:

– Ну и погодка! Скажи, Лиз? А ночью по прогнозу снегопад! – Лиза ответила женщинам взмахом руки:

– Да, сумасшедшая у нас зима!

Сэм дождалась, пока покрышки не заскрипели по асфальту, и группа наконец-то не разъехалась.

– А ты у нас, оказывается, страшно популярная.

– Оказалось, что легко находить друзей, когда тебя нет рядом. Забавно, но факт, – заметила Лиза. Сэм заставила себя выбросить все лишние мысли из головы и изобразила, будто этот подкол не достиг цели. Лиза продолжила: – Раз уж мы здесь. Собираешься ли ты посвятить отдельное эссе и тому, что случилось после вечеринки?

– В смысле?

– Хватит прикидываться дурочкой. – Оглядевшись по сторонам, Лиза беззвучно проговорила то самое слово: «аборт». – Ты заявила, что в следующей книге напишешь об «абсолютном табу». Ты действительно готова меня заставить снова пережить все это?

– Это важная тема, ты же сама ее постоянно мусолила. Из нас двоих именно ты занималась сбором средств для «Планируемой рождаемости»[16], разве нет? – напомнила подруге Сэм. Увидев, как лицо Лизы вновь принимает ожесточенное выражение, она поспешила добавить: – Я жутко устала после долгого перелета. Я совершенно ничего не соображала, когда давала интервью журналистам. К тому же я в любом случае не упоминала какие-либо имена.

– Инициалы, вероятно, не в счет.

– Мне не нужно писать эту книгу. Особенно если ты не хочешь, чтобы я за нее бралась. – Сэм поежилась от охватившего ее порыва ветра. – Но взамен мне важно знать, что ты меня не подведешь. То, что ты заявила в письме… это никуда дальше не пойдет?

Лиза скрестила руки на груди.

– Если ты пообещаешь, что не напишешь об аборте. У девочек мог бы быть брат или сестра. Они не должны узнать об этом таким образом. Поклянись мне, Сэм.

– Умру, если совру. – В подтверждение клятвы Сэм перечеркнула жестом сердце. Лиза наблюдала за этим действом, и на мгновение Сэм показалось, что подруга может даже улыбнуться. Но Лиза лишь сильнее сгорбилась. Она выглядела хрупкой и опустошенной. Казалось, что ее может унести следующий сильный порыв ветра.

– Ладно. – Лиза открыла дверь внедорожника. – Тогда на этом все. – Она забралась на водительское сиденье, щелкнула ремнем и поправила зеркало заднего вида.

– Мышка, – позвала Сэм. Женщины молча переглянулись. – Я иногда думаю о тебе. – Сэм остановилась. Ей было очень нужно, чтобы Лиза ответила. Но она также боялась услышать не тот ответ. – А ты думаешь обо мне? Хоть иногда? – По лицу Лизы пробежала тень, но Сэм не была уверена, что за этим скрывалось. Удивительно, что у старой подруги появились новые взгляды, которые она была не в состоянии прочитать. Лиза захлопнула дверь и что-то сказала, но стекло не дало словам долететь до Сэм.

«Не уезжай, – молила неслышно Сэм, наблюдая за удаляющейся машиной. – Не бросай меня вновь одну».

11

Саманта заказала себе еще кофе и с улыбкой наградила баристу лишними пятью долларами. Она замешкалась на улице, но решилась, несмотря на погоду, прогуляться до дома. Валил густой снег, вихрем кружа вокруг припаркованных автомобилей и уличных фонарей. Сэм приподнимала голову при виде редких прохожих, будто желая негласно признать, что для неспешной прогулки она выбрала не самый подходящий вечер.

От школы до дома ее детства идти было всего несколько минут. Сэм срезала по Рузвельт-авеню, которая вывела ее к Эллиот-стрит. Дом Джонсонов стоял практически во тьме, которую разбавляло лишь мягкое синее мерцание телевизора в одной из комнат. А вот и ее старый дом, прямо бок о бок. Когда-то она сидела на корточках за этими дверцами в подвал, заигравшись в прятки со старшими братьями Лизы. Мать привязала шарики к этим уже тогда поржавевшим воротам по случаю ее пятого – или шестого? – дня рождения, от которого, впрочем, у нее осталось не так уж много воспоминаний, кроме запаха сахарной ваты и шуршания лоснящейся от первого прикосновения оберточной бумаги, из которой она выдирала подарки. Окна старой спальни Сэм находились