начал насильственную эксплуатацию аборигенов. Он положил начало ввозу рабов из Африки. Своей колонией он управлял плохо, с большой жестокостью, и в результате его привезли в Испанию в цепях [Sale 1990].

Тем не менее Колумб преуспел в своей великой авантюре, благодаря чему и стал героем-мифом, чье имя увековечено во многих географических названиях и начинаниях. В XIX веке Пий IX пытался его канонизировать. До недавнего времени не имело ровно никакого значения, кем на самом деле был или чем занимался Колумб. Героизм, харизма, структура мифа – все это существует в глазах наблюдателя; точно так же события входят в историю лишь в том виде, в каком они запоминаются.

Кроме того, цели Колумба далеко не совпадали с целями еретиков Замятина, хотя репутации некоторых из них тоже пострадали бы, если подвергнуть их биографии столь же придирчивому пересмотру. Вопреки легенде, у этого визионера от науки не было никакого конфликта с церковной схоластикой по поводу формы Земли. Его покровители Фердинанд и Изабелла основали испанскую инквизицию, которую Замятин так резко осуждал в своих статьях и воплотил в образе Единого Государства, подавляющего всех, кто отклоняется от официальной идеологии. Охота за золотом, предпринятая Колумбом на Карибских островах, была продиктована честолюбивым стремлением вложить средства в отвоевывание Иерусалима. Безусловно, он был ревностным слугой своей церкви и ожидал второго пришествия и Страшного суда в ближайшем будущем, однако его побуждения, по сути, не были благородными. Колумб приложил немало усилий, чтобы получить для себя и своих наследников как можно больше выгод, привилегий и почестей и снискать непреходящую славу. Может быть, именно поэтому Колумб придумал для себя весьма оригинальную подпись [Там же].

Замятин мог бы разобраться в этом тщательнее. Большая часть неприглядных фактов, связываемых сегодня с именем Колумба, была на виду всегда. То ли Замятин не понимал их важности, то ли полагался на другие авторитеты, столь же ослепленные традицией; а может быть, он вообще ни на кого не полагался и руководствовался лишь общепринятым мифом о бесстрашном мореплавателе. Он взял горстку фактов, составлявших всего лишь часть картины, и поспешил сделать выводы о целом. Получилось, что Замятин нарушил свои собственные представления о еретичестве, согласно которым как нет последнего числа, так нет и истины в последней инстанции – всегда есть чему учиться. Но эти сентенции должны заставить нас умолкнуть. В какой-то момент человек вынужден принять решение и двигаться вперед на основе неполных или несовершенных знаний. Замятинская идея еретичества требует своих собственных еретиков.

Нельзя до бесконечности избегать иллюзий, на которых строится мифология, – это противоречит нашей человеческой природе. Подтверждение мы находим как в социологии харизматического культа, так и в эволюционной психологии мифотворчества. Чтобы мы поняли, почему это так, я должен внести в список героических еретиков имя Эдварда О. Уилсона. В конце концов, открытия в области социобиологии, которые принесли ему наибольшую известность и, соответственно, наибольшее число критических нападок, всегда лежали на поверхности. Новые инструменты познания, такие как концепции родственного альтруизма и совокупной приспособленности, – единственное, что требовалось, чтобы разрушить старые представления о социальном устройстве всей человеческой культуры.

Например, Уилсон утверждает, что «социобиология может объяснить зарождение мифологии на основе принципа естественного отбора, примененного к генетически развивающейся материальной структуре человеческого мозга» [Уилсон 2015: 275]. Принимая во внимание, что разграничение между мифологией и религией – если оно вообще существует – появилось с точки зрения эволюционной истории не так давно, вполне правомерно, что Уилсон сосредоточивается на религии. В том, что касается харизматических фигур в истории и политике, процесс по характеру, хотя и не по степени аналогичен, а может, и идентичен тому, что происходит с религиозными лидерами. Согласно Уилсону,

ментальные процессы религиозных убеждений – освящение личной и групповой идентичности, внимание к харизматичным лидерам, мифопоэтика и другие – представляют собой запрограммированные предрасположенности, самодостаточные компоненты которых были встроены в нейронный механизм мозга за тысячи поколений генетической эволюции [Там же: 292].

Это примечательное выказывание отражает открытия, сделанные в области нейрофизиологии. Было обнаружено, что при стимуляции некоторых участков мозга возникают эйфорические эффекты, сходные с теми, что часто упоминаются как основа религиозных и мистических озарений[19]. Согласно Уилсону, такие виды религиозного поведения, как «разделение объектов на священные и светские, иерархические системы доминирования, пристальное внимание к лидерам, харизма и наведение транса» [Там же: 255–256], скорее всего, формируются в результате естественного отбора. Таким образом, «разум будет постоянно порождать мораль, религию и мифологию, а затем подкреплять их эмоциональной силой. Когда слепые идеологические и религиозные убеждения опровергаются, их место быстро занимают новые, порожденные разумом» [Там же: 284]. Уилсон, с одобрением ссылаясь на Ницше, говорит о том, что «человек предпочитает верить, а не знать, и, как сказал Ницше, иметь в качестве цели пустоту, чем вообще не иметь цели» [Wilson Е. 1975:285]. И тогда возникает вопрос: почему, как выразился Уилсон, «люди поддаются индоктринации до смешного легко – они сами стремятся к этому» [Там же: 286] – почему мы так обманываем себя?

На первый взгляд может показаться, что естественный отбор наделил нас способностью к максимально точному восприятию, но иногда преимущества есть и в том, чтобы не ограничиваться объективным реализмом. Социобиология религии Уилсона может объяснить, почему в результате эволюции мы приобретаем большую, а не меньшую склонность к когнитивным сдвигам, необходимым для возникновения иллюзий. На основе иллюзий выбираются вожди, а покорность их последователей, по сути внутренне угнетенных, становится более естественной.

Бездумное подчинение общей воле по-прежнему считается главной эмоциональной добродетелью «хороших» людей в современном обществе. <…> Когда люди служат богам, это всегда, хотя и неосознанно, идет на пользу дарвиновской приспособленности членов племени [Уилсон 2015:264–265].

В результате «люди и сегодня во многом подчиняют свою жизнь мифам» [Там же: 273].

3. Харизма

В основе этого процесса лежит харизма, модальное состояние наблюдателя. М. Вебер определяет харизму как

качество личности, признаваемое необычайным, благодаря которому она оценивается как одаренная сверхъестественными, сверхчеловеческими или по меньшей мере специфически особыми силами и свойствами, не доступными другим людям. Она рассматривается как посланная богом или как образец [Вебер 1988: 139].

Хотя эти качества и ощутимы, они не обладают материальным, физическим воплощением. Поэтому и возникает вопрос, действительно ли данная личность обладает неким свойством, называемым харизмой, или это иллюзия, которую навязывает себе сам наблюдатель и в результате которой делает необоснованные выводы об удаче, таланте и божественно вдохновленной непогрешимости этой личности. То, что у наших героев часто оказываются глиняные ноги и они лишь немногим лучше