Торговцы дружно закивали. Вообще мне показалось, что интерес у них не ограничивался только прямыми продажами, убедившись, что покупатели платежеспособны, они стали глядеть на нас более задумчиво. О чем может думать торговец? О прибыли. Но в делах всякое случается, и, как потом подтвердила мои догадки Сафра, совсем не редкость обращение к суду. Разбираться в делах купеческих и врагу не пожелаешь, и суды почти всегда отсылают к суду Арены иски со стороны этой братии, как личные, так и коллективные. Потому интерес не был чем-то странным, ведь деньги гладиаторов — показатель их успешности, или, как здесь говорят, Силы Правды.

Против вина я не возражал, пускай и предпочел бы что покрепче. Эльфийка выбрала ящик какого-то, шепнула, что это лучшее, и тут же скривилась словно съела лимон, принимаясь доказывать продавцу перебор в стоимости "этого пойла для свиней".

Одежда… Как и ожидалось. В глазах рябило от яркости красок всех этих тканей, я ничего не понимал, только смотрел. Надо отдать Сафре должное — она подобрала первым делом два комплекта для меня, похожих на помесь военных мундиров и спортивных костюмов, заставила примерить, и, убедившись, что все нормально, честь обожаемого господина и повелителя спасена, только потом потратила в двадцать раз больше на себя.

Иван на следующий день даже пытался упрекнуть, мол, зачем ты потратил на нее столько деньжищ? Если девать некуда, то мог бы отдать их ему, Ивану.

— Ну так ты же мне х…. не сосешь! — Добродушно ответил я. В итоге до конца дня пришлось трижды восстанавливать магией челюсть, а после занятий "дядька" еще очень серьезно сказал, что не стал бы такое делать даже за большие деньги. Подумал и подчеркнул: даже за очень большие!

Так или иначе, но комната приняла жилой вид, эльфийка цедила свое вино и вертелась перед зеркалом в новых тряпках, а я чувствовал себя как кот объевшийся сметаны.

Деньги, правда, закончились. Меня это не волновало совершенно, но, оказалось, что очень обеспокоило мою покорную и верную слугу. Ее можно понять, ведь безденежье — урон чести и ущерб достоинству обожаемого господина! А где господин получает деньги? На Арене, где же еще. Но Арена опасное место, где могут не только убить, но и надругаться (она даже не постеснялась привести в доказательство свой собственный пример!), а потому мне было объявлено, что забота о господине — главная задача слуги, а посему отныне и впредь мы будем выступать вместе.

Глава 10

— Наставник, разрешите пару вопросов?

— Валяй.

— Благодарю вас. Первое. Что произойдет, если я не убью противника, а возьму в плен? И он принесет мне присягу слуги, как Софра?

— То же, что и с ней произошло, — здоровяк пожал широкими плечами, — будет слугой. У тебя все вопросы такие дурацкие?

— Но почему вы не говорили мне это раньше? Я мог бы собрать уже целый отряд!

— А ты не знал?

— Нет.

— Дурак потому что. И я дурак, что забываю о твоей дурости. Теперь знаешь. Доволен?

— Какие у меня права на слуг? Что я могу, а что не могу относительно их?

— Слуга не раб. Да и нет у нас рабства. Но холоп. Холопство у нас есть.

— А если подробнее?

— Ну что… Холоп он и есть холоп. Можешь приказывать, можешь наказывать. Бить, пороть, в кандалы заковать за непослушание, на хлеб и воду посадить. Убить нельзя. Но наказание, если помрет от побоев, не будет большим. По ситуации все. Как, кто, чего, за что. От конкретной клятвы еще зависит. Ты вон со своей ненормальной такую взял, что она и на тебя может в суд подать запросто.

— Как так?

— А вот так. Думать надо. Но не станет она. Наверное. Видится мне, что расчет у нее на тебя есть. А какой — эльф ее знает. В свое время узнаешь, если доживешь. И, если повезет, даже переживешь.

— А та девченка, что я в бордель сослал сгоряча, она мне кто, тоже холопка?

— Это уже третий вопрос. Нет, не холопка.

— А кто?

— Ох, паря. Вот как с тобой можно серьезно разговаривать, когда ты вопросы словно трехлетний задаешь? Дал бы в морду тебе, да господин маг уверяет, что ты и вправду не знаешь. Какая же она тебе холопка, если она твоя дочь?

— Что?!!

— Чего орешь? Кто же она по-твоему? За ней ведь не было официально никого, ты ее Правду доказал. Отец, стало быть, прав родительских на нее лишился, как и весь их род. Выступала она от себя, но была несовершеннолетняя. Потому тот кто ее Правду отстоял, тот и становится опекуном. Как родитель. Жениться на ней ты отказался, значит как дочь.

— Но я сам ограничен в правах. Я гладиатор!

— Да, не повезло девочке. Но по закону все чисто. И что раз гладиатор? На арене может и свободный выступить, например.

— Как?

— Легко. Не нанимать никого, а лично свою Правду отстоять. Все просто.

— И где она сейчас? В публичном доме?

— Где же ей быть? На приданное копит, как ты сам и указал.

— Я?!

— Ну не я же, — Иван рассердился, — сам послал, а теперь удивляешься. И вообще, хватит лясы точить. Поднимай копье и коли давай.

Но Максим был слишком ошеломлен, чтобы немедленно выполнить команду. Он помнил какое неприятие вызвала у него та девченка, но слово "отец" больно резало, вызывая стыд.

— А вернуть ее можно?

Иван заржал.

— Можно, да не нужно. Что ты с ней здесь делать будешь? Растить и воспитывать? Спать с ней тебе нельзя, не по справедливости это. Да и ненавидит тебя она, уверен. Ты ведь ее всего лишил, почитай. Изображать доброго опекуна и ждать ножа в глаз ночами? Зачем искушать напрасно? Так она свое отработает, свое заработает, и, если ты деньги не отберешь, конечно, это можно, это по справедливости, кстати, то придет с приданым, замуж выдашь и забудешь как страшный сон. Эльф твоя тоже вряд ли обрадуется.