мыслили без них жизни. Родовладыки, а позднее князья по представлениям язычников обладали волшебной, сверхъестественной силой как на поле боя, так и в обеспечении с помощью языческих ритуалов высоких урожаев или предотвращения угроз стихийных бедствий.

В мировосприятии язычников княжеская власть была составной частью иерархии богов. Как мир не мыслим без них, так и общество немыслимо без главы, правителя, который на земле выступает посредником между богами и народом. Князь становился частью общей картины представлений язычников о мироздании и мироустройстве.

Таким образом, «носителем верховной власти в восточнославянской среде VI–X вв. являлось прочное единство князя (княгинь), воспринимавшихся как сакральные фигуры, и веча. Вместе с тем у восточных славян на уровне племенных союзов нередко складывались вечевые прогосударства, строившиеся еще на доклассовой основе.

Князь изначально был главой рода, а затем главой общины – и его власть в глазах подвластных ему людей была освящена языческими богами. Это естественно, ибо для язычника божественное начало присутствовало во всем: в земле, водах, лесах, озерах. Взаимоотношения между людьми тоже освящались языческими традициями, ритуалами и верованиями. Проводником божественных сил был князь. В князе воплощалось единство миров – горнего и земного. Разделение на светскую и духовную власть произойдет гораздо позже.

Умершие или убитые князья, как считали язычники, продолжают помогать своей стране, откликаются на просьбы живых родичей. Складывался культ умерших князей, что лишний раз свидетельствует о сакральности княжеской власти в представлениях язычников. Эта традиция продолжилась в православии, где выдающиеся князья причислялись к лику святых. Им молятся, их почитают, приходят к их иконам с различными нуждами.

Народ не только почитал своих князей, но и предъявлял к ним высокие и достаточно жесткие требования, как к воинам и полководцам. Князья были обязаны лично участвовать в битвах и в определенных обстоятельствах идти на самопожертвование. Эта традиция сохранялась на протяжении всего Средневековья. Вспомним, что князь Дмитрий Донской (1350–1389) в 1380 г. на Куликовом поле в латах простого дружинника сражался в первых рядах русских воинов в эпохальной битве с ордынцами хана Мамая. Восточнославянский князь во второй половине I тысячелетия н. э. олицетворялся с солнцем. Наиболее известный пример – эпический князь Владимир Красное Солнышко (ок. 960—1015).

Выше уже говорилось о том, что в древнеславянском обществе было своеобразное «двоевластие». Власть традиционного славянского вече сочеталась с властью князя и его дружины. Современные историки пишут о «двух центрах власти» – родоплеменной знати, обосновавшейся в центре племенного союза, и военного предводителя – князя, опиравшегося на дружину[176]. Дружина была принципиально новым для родоплеменного общества явлением. Это был своеобразный «мужской союз», связанный клятвой верности своему князю и друг другу.

Примером подобного «мужского союза», защищающего родную землю, служат эпические образы Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича. Примечательно, что они – выходцы из разных социальных слоев: Илья Муромец – крестьянский сын, Добрыня Никитич, согласно былинам, – сын рязанского воеводы Никиты, Алеша Попович, как, например, указано в одном из источников – былине «Алеша Попович и Тугарин», – сын попа Леонтия Ростовского. Все они олицетворяют единство земли Русской.

И.В. Лисюченко пишет, что во второй половине IX – начале X в. в Киеве усиливается влияние жрецов, но члены «мужского союза» во главе с князьями «разгромили их, что получило отражение в эпическом сюжете об Алеше и Тугарине и производном от него сюжете об Илье и Идолище. В некоторых неполянских традициях князь считался Змеем-Велесом»[177].

Как известно, Велес – бог богатства и один из самых почитаемых славянскими язычниками богов, что лишний раз свидетельствует об обожествлении княжеской власти. Однако Велес в образе Змея на новых землях истреблял местное население, кроме женщин – будущих жен. Он имел способности к оборотничеству. Таковы отдельные сюжеты мифологического восприятия князей.

Дружина – «союз мужчин», профессиональных воинов, живших для войны и за счет войны трофеями и пленными. Если центр княжеской власти решал по преимуществу военные проблемы, то центр племенной власти представлял интересы племенного союза перед лицом внешних сил и готовил решения для межплеменных съездов. Кроме того, племенная знать следила за выполнением лежащих на населении обязанностей и поступлением различных сборов на нужды союза в целом. Формировались прообразы различных ветвей власти. Одна ветвь представляла собой демократические начала в организации жизни общества. Другая – монархические. И та и другая в зачаточном состоянии присутствовала в древнеславянском обществе.

Безусловно, между этими складывающимися центрами власти существовали противоречия, конфликты и соперничество, которое завершилось в пользу князей. Однако и общинное самоуправление как форма общественной организации народных масс не кануло в небытие. Напротив, общинное самоуправление было и осталось основной и устойчивой формой самоорганизации большей части населения Руси, а позже России – крестьянства.

Две ветви власти – вечевое и княжеское начала имеют одно родовое гнездо – патриархальную семью, кровнородственную и соседскую общину, и в силу этого обе эти ветви власти оказались столь исторически живучими. Профессор А.Г. Кузьмин основное противоречие социально-экономической и политической русской, а затем российской жизни видит в противоборстве Земли (общинно-вечевые устои) и Власти как выражение воли господствующих классов. Аполлон Григорьевич полагал, что «борьба Земли и Власти в XI–XII вв. шла с переменным успехом, но в целом с перевесом Земли, большим или меньшим ограничением княжеской власти городским самоуправлением»[178]. Монгольское нашествие, а затем более чем двухсотлетнее ордынское иго внесли свои коррективы в эти отношения и далеко не в пользу Земли.

Власть князей набиралась сил, и ей был необходим собственный религиозный культ. Им стал культ Перуна – бога войны, грозы и молний. Этот культ соответствовал в целом характеру княжеско-дружинного социума, по сути, сообщества профессиональных воинов. Перун был провозглашен главным языческим богом. Парадокс заключается в том, что культ Перуна, отражавший притязания княжеско-дружинного сообщества на власть, стал последним актом истории язычества как единственной и всеобъемлющей религии восточных славян.

Княжеская власть возвышалась, а языческий культ князей Перуна был близок к закату. Обоснование культа Перуна как дружинно-княжеского культа впервые дал Е.В. Аничков. Он писал, что «Перун был установлен в центре теремного дворца Игоревичей и это является убедительным свидетельством, что культ Перуна – дружинно-княжеский культ Игоревичей»[179].

Прокопий Кесарийский упомянул, что славянские воины особо почитают бога – низвергателя молний, «именно он есть владыка всего, и ему приносят в жертву быков и всяких жертвенных животных»[180]. А.А. Лушников, анализируя высказывания Прокопия Кесарийского, пишет, что этот автор стремился следовать традициям византийских исторических повествований и увязывать описываемые события с библейской и античной историей. Поэтому культ Перуна близок к образу Зевса, культ которого олицетворялся с громом, молниями и был связан с жертвоприношениями быков[181].

Примечательно, что Прокопий Кесарийский, говоря о культе Перуна, опирался на