тот, кого я называю Клюв, берёт клочки волокон, чтобы наделить новые организмы начальной частью энергии для продолжения существования всего живого. И всё начинается сначала.

Переварив услышанное, человек уточнил:

– Так ты занят в доме отправлением остатков в общий клюв?

Смотритель пожал плечами:

– Называй это как тебе хочется. И не останавливайся, наполняй ведро. Скоро пойдёшь в дом, будешь сливать. Я буду тебя там ждать. Приступай.

Закончив объяснения, Смотритель отправился назад в дом. А человек продолжил работать в одиночестве. Отжимая пучки травы, он заметил, что собиравшаяся в ведре жидкость через некоторое время посветлела, и приобрела золотистый оттенок. Это стало особенно заметно, когда он, наполнив вёдра «содержанием», и остатками измочаленного растения, отправился в дом, и принялся переливать получившуюся жидкость в огромный чан из толстого и прозрачного материала, внешне очень похожего на стекло. Стеклянный чан стоял на двух внушительного размера деревянных брусьях, плашмя лежавших на полу в одной из комнат первого этажа. Смотритель стоял рядом и внимательно смотрел на его действия.

Во время этого процесса было особенно ярко видно характер получившейся жидкости – она обладала своей собственной жизнью. При переливании не образовывались мелкие пузырьки, и отсутствовало любое привычное движение – мелкие волнушки и брызги. Жидкость просто «перебиралась» из ведра в чан – спокойно размеренно, и без суеты. Когда человек наклонил ведро, чтобы освободить его от набравшегося, субстанция образовала переток от края ведра до дна чаши в виде неподвижного и ровного по всей длине прозрачного, теперь уже немного желтоватого штыря, по окончании перелива просто осевшего на дно без тоненькой остаточной струйки, и обычных при этом процессе капель. Для выполнявшего это простое действие такой эффект показался совершенно удивительным, и глядя на неподвижную жидкость, осевшую в самом низу ёмкости, он замер, зачарованно глядя на золотистую поверхность. А в слое искрящегося травяного отжима происходило движение – слоями передвигались мутноватые полосы, мелкими искрами вспыхивали микроскопические звёздочки. Всё это в некие неуловимые мгновения неподвижно замирало в статической массе, тут же возобновляя своё движение, но теперь хаотическими вибрациями. Волнообразные движения происходили только внутри слоя налитого, поверхность оставалась совершенно неподвижной. Закончив со сливом, человек вопросительно глянул на Смотрителя:

– Что теперь?

– Пойдём на крышу, выжимки на просушку разложим.

На втором этаже, в конце коридора, на западной стороне, находилась деревянная лестница, ступени которой поднимались в открытый потолочный проём – люка там не было. По этим ступенькам они и поднялись наверх. Человек с интересом огляделся. Четыре стрельчатых окна, выходивших с двух сторон скатной крыши, давали достаточно света. По мягкому утеплению шли дощатые трапы-ходни, по которым вполне можно было передвигаться. В центре чердачного помещения стоял длинный, почти во всю длину стол, к которому и подошли человек со Смотрителем. Первый держал в руках пустое эмалевое ведро, а второй, подойдя вплотную, опрокинув медное, которое с трудом нёс, на пустую столешницу, а после легонько постучал по донышку, объясняя при этом:

– Задержались у чана. Отжимки нельзя оставлять в ведре надолго – тяжелеют они. Теперь смотри внимательно.

Сказав это, он поднял ведро вверх. На столе осталась кучка ставших похожими на чаинки травяных отжимок. Приглядевшись, человек заметил, что они шевелились! Отшатнувшись, он испуганно спросил:

– Что это? Что происходит?

Смотритель положил ему руку на плечо:

– Успокойся, всё в порядке. Пойдём назад, работы ещё много, надо успеть, – и подтолкнул его к спуску. Спустившись с чердака, они прошли по широкому коридору до лестницы, ведущей к выходу из дома. Возле двери Смотритель остановился, и заговорил, повернувшись лицом к человеку:

– Теперь это твоё занятие. Забирай из греналина содержание, и разноси в чан и на чердак. Будешь делать один, вроде справляешься.

– Сколько мне нужно сделать?

– Тут никто не отдыхает. Скоро увидишь.

– В усадьбе есть кто-то ещё? Я мешать не буду?

Смотритель ответил:

– Всё увидишь сам. А пока иди до травы, занимайся отжимом. Когда решишь, что хватит, или почувствуешь усталость, иди в дом. Я появлюсь. И ещё один момент – если заметишь что-нибудь необычное – не пугайся, привыкнешь.

– О чём ты?

– После объясню. Ступай.

Сказав это, смотритель развернулся, и ушёл в глубину дома. А человек отправился к травяной поляне.

Подойдя вплотную, он сразу же заметил появившиеся изменения – похоже, что трава ожила и зашевелилась. Общий покров оставался по-прежнему ровным и плотным, но мелкие листочки при приближении разом повернулись в его сторону, и замерли на короткое время. Затем, по всей видимости, успокоившись, вернулись в исходное положение, продолжив шевелиться уже по-другому – время от времени поворачиваясь верхней частью, на которой было утолщение, похожее на микроскопическую еловую шишку, друг к другу. У человека сложилось впечатление, что отдельные экземпляры общались между собой, очевидно передавая друг другу какие-то свои, «травяные» вести.

Он опустился на колени, и принялся пальцами выщипывать отдельные ростки, стараясь не цеплять при этом почву. Аккуратно складывая стебли в ладонь другой руки, он неожиданно ощутил появление в своём сознании посторонних эмоций. Эти чужие чувства сплетались в образы, некие картинки, но общего смысла не складывалось, всё мелькало и переворачивалось, как узоры в калейдоскопе. В какой-то момент голова у него закружилась, и он остановился. У него появилось ощущение чьего-то вызова или вопроса, а возможно, и просьбы. В этот момент на поляне возник густой, пряный аромат. Он дурманил сознание, и путал