Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двое младших замолчали. Саймон зачерпнул пальцем еще щербета.
— А кто такой дядя Эрнест?
— Что? Вы не знаете про дядю Эрнеста?
Мы оба покачали головами.
Аарон улыбнулся, и Сэм возбужденно прошептал:
— Расскажи им, Аарон. Как ты нам рассказывал, с фонарем.
Аарон велел нам выключить фонарики. А потом пристроил свой себе под подбородок, чтобы мы видели только его лицо, окруженное темнотой, как будто собирался рассказать историю с привидениями. Он заставил нас поклясться, что мы никому не скажем.
— Клянемся.
— Честное-пречестное?
Я торжественно кивнул.
— Дядя Эрнест — бабушкин брат, — объяснил он. — Но мы его никогда не видели, потому что…
— Подожди! — взвизгнул Сэм. — Надо им устроить этот фокус с топором!
— Заткнись, придурок. Ты все испортишь.
— Да, заткнись, — сказал Питер. — Пусть Аарон рассказывает.
Аарон закинул в рот ириску и пристроил фонарь поудобнее.
— Мы его никогда не видим, потому что его держат в сумасшедшем доме: в темном сыром подвале.
— Где-где?
— Вы что, вообще ничего не знаете?
— Это что-то вроде тюрьмы, — пришел на помощь Питер. — Где держат психов.
Саймон с шумом втянул воздух. Я не мог толком разглядеть его лица, но до сих пор очень живо его представляю.
Когда умирает кто-нибудь, кого любишь, особенно если тебе самому еще мало лет, боишься, что со временем забудешь, как этот человек выглядел. Или его голос сольется с другими голосами, и ты уже не сможешь его отличить.
Со мной такого не случится никогда.
Голос Саймона был полон озорства и возбуждения, когда он, подавшись вперед, прошептал:
— А дядя Эрнест — псих?
— Настоящий псих? Скажи честно, Аарон.
Аарон вытер со щеки шарик Саймоновой слюны.
— Когда он был маленький, он был нормальный, как мы.
— Саймон не нормальный, — пробормотал Сэм.
Но Саймон его не услышал, а если и услышал, то промолчал. И не увидел, как я наступил Сэму на пальцы, так, что тот взвыл.
Аарон выключил свой фонарь.
— Ладно, проехали.
— Нет, расскажи, расскажи! Ну, пожалуйста!
— Все, последний раз.
Надо сказать, что история, которую рассказал нам Аарон, была по большей части неправдой. Бабушкин брат никогда ни на кого с топором не нападал. Аарон, конечно, что-то слышал, но не это.
Эту историю он придумал, чтобы напугать Питера и Сэма, а теперь еще и нас с Саймоном за компанию. Я его не виню, он был еще совсем мальчишка. Вот только бабушка Ну очень расстроилась: она как раз поднялась к нам и случайно все это услышала.
— Он был нормальным до тех пор, пока не пошел в старшую школу, где другие дети над ним издевались.
— И макали его головой в унитаз?
— Точно, — сказал Аарон. — И даже хуже.
— И из-за этого он стал психом? — спросил я.
— Нет, психом он стал из-за того, что они сделали с бабушкой.
Я почувствовал, как Саймон взял меня за руку.
— И что же они сделали?
— Если вы помолчите, я вам расскажу. Она училась в другой школе, для девочек. Но домой они возвращались вместе с дядей Эрнестом. А поскольку они жили в деревне, то ходили между полей, где растут всякие высокие растения, в них легко укрыться. И в тот день трое или четверо хулиганов вместе со своими старшими братьями спрятались в поле, поджидая бабушку и дядю Эрнеста. И потом неожиданно выскочили. Они держали дядю Эрнеста.
Аарон остановился для пущего эффекта.
— Расскажи им про топор, — взвизгнул Сэм.
Аарон не мог сказать, что случилось с бабушкой Ну, потому что он сам этого не понял. В разговоре взрослых, который он давным-давно подслушал, эти подробности были спрятаны за незнакомыми словами. Я пытаюсь представить, как тетя Мел рассказывала о семейной трагедии, сделав из нее забавную историю, которой можно поделиться с друзьями. Возможно, она тоже останавливалась, для драматического эффекта, или рассказ бы прерван появлением десерта. Я часто думаю о том, что со временем все события начинают казаться почти что вымышленными.
Аарон шпионил за ними со своего собственного наблюдательного пункта на лестнице, его клонило в сон, а потом услышал какие-то непонятные слова. Такие, как чувство вины, стыд и кошмары — кошмары, которые вырывают тебя из сна, и ты тянешься за чем-то, чего уже нет.
— Он отказывался выйти из комнаты. Так и сидел там целый год.
Аарон произнес слово «год» врастяжку, он был хороший рассказчик. Захваченные историей, мы не услышали шагов на лестнице.
— Когда к нему кто-то входил, он начинал кричать и кричал до тех пор, пока его не оставляли одного. Ночью из его комнаты доносились разговоры и смех, как будто он был там не один. Но как-то утром он вышел к столу в школьной форме, аккуратно причесанный, и спокойно позавтракал с прабабушкой, прадедушкой и бабушкой Ну, как будто ничего не случилось. Он сказал, что ему приснился ужасный сон и что он очень рад, что это неправда. Дядя Эрнест очистил свою тарелку и, поцеловав бабушку в щеку, сказал, что, как обычно, встретит ее по дороге домой из школы, но не сможет проводить ее, поскольку сначала ему нужно сделать одно важное дело. В то же утро прадедушка возился в саду и заметил, что дверь сарая распахнута и хлопает на ветру. И когда он услышал первые…
Аарон остановился, как будто он что-то услышал. Он нагнал на себя такого же страху, как и на нас. Саймон крепче сжал мою руку. Аарон искал нужные слова, чтобы закончить свою историю.
Он был хорошим рассказчиком. Теперь он работает в банке, и каждое Рождество я получаю от него и его невесты, которую зовут, кажется, Дженни или Джемма, открытку. Там всегда написано одно и то же: что неплохо было бы встретиться, и если мне случится быть в Лондоне, надо бы вместе сходить выпить пива. По доброте душевной они делают вид, что считают меня человеком, который может когда-нибудь оказаться в Лондоне. Но даже если бы я был таким человеком, я бы ни за что не стал напоминать Аарону, каким он был хорошим рассказчиком, поскольку, я полагаю, он предпочел бы об этом забыть.
Он медленно обвел нас взглядом, заставляя томиться ожиданием.
— Когда прадедушка услышал первые испуганные вопли, доносившиеся с поля, он заглянул в сарай и обнаружил, что его топор…
Крыша «логова» внезапно взвилась вверх, бабушка Ну стояла и смотрела на нас сверху вниз.
— Ты маленький… Маленький…
Теперь вы уже знаете бабушку Ну, даже если никогда с ней не встречались. Вы знаете, что она добрая, и щедрая, и заботливая, и терпеливая, и что никто никогда не слышал от нее плохого слова.