— Думаю, мне нравятся розы сорта Альфред де Дамаль за их бледно-розовый цвет и сорт Глуар де Муссо за обилие цветов, — сказала я.

— Хороший выбор, — сказал он, беря картонку, промаркированную надписью Альфред де Дамаль. — Мы используем этот сорт, ведь шпилька обычно влияет на окраску цветка.

— Обычно? — переспросила я.

— Никогда нельзя быть абсолютно уверенным. Розы иногда непостояннее, чем скучающая любовница. — На его скулах выступили пятна румянца, алые, словно розы, — То есть Глуар настолько насыщенно-розовая, что, боюсь, вся деликатность Альфреда потеряется.

Он вывел меня из теплицы, и мы зашагали к следующей, картонку он забрал с собой. В то время как сооружение, из которого мы только что вышли, было все заставлено столами, эта теплица выглядела, словно в нее под стекло заманили саму весну! В терракотовых горшках весело цвели кусты роз. Ко многим из них шпагатом были привязаны таблички из плотной коричневой оберточной бумаги.

— А вот и мы, — объявил он, когда мы подошли к кустику без бумажки. Несколько бутонов только-только начали распускаться, раскрывая свои многочисленные ярко-розовые лепестки, — Глуар де Муссо.

— Она прекрасна, — сказала я.

— Она моя любимица. А теперь, не окажете ли честь? — Он запустил руку в свой карман, вынул оттуда художественную кисточку с острым кончиком и вручил ее мне. Показал, как удалить лепестки и тычинки, прежде чем смести пыльцу, а затем осторожно стряхнуть ее на пестик. Затем он вновь нырнул в свой карман, вытащил оттуда листок бумаги и кусок шпагата, чтобы сохранить целостность скрещивания. Мы проделали это еще пять раз с пятью различными бутонами, прежде чем он провозгласил, что наша работа окончена.

— Теперь будем ждать, — улыбнулся он.

Я протянула кисточку обратно ему.

— Единственная проблема в том, что у меня нет времени ждать так долго. Мистер Мелькорт уже спрашивает, будут ли цветочные бордюры по обе стороны большой лужайки готовы вовремя, то тесть к вечеринке, что состоится следующей весной.

— А увидеть, удался ли наш эксперимент, мы сможем гораздо позже, он требует намного больше времени, — объяснил он. — И хорошо, что эта роза не для бордюров.

— Не для них? — переспросила я.

— Если вы сможете обойтись, высадив в вашем чайном садике Альфред де Дамаль, я смогу снабдить вас нужным количеством этих розовых кустов. Вы можете прикинуть, что из роз вам понадобится для других садов.

— Для сада влюбленных отлично подойдет Мадам Исаак Перер, — сказала я.

— Тогда она у вас будет. А эта роза, — он указал на тот цветок, который мы только что опылили, — какой бы она ни получилась, будет вашей и делайте с ней, что пожелаете.

Я была тронута его вдумчивым поступком, меня охватило непривычное чувство:

— Никто и никогда еще не создавал для меня розу!

— Считайте это подарком, пусть она напомнит вам о времени, проведенном в Уорвикшире.

У меня перехватило горло, странное ощущение, я едва смогла сглотнуть этот комок в горле:

— Благодарю вас, — только и смогла выговорить я.

— Это было мне в радость, мисс Смит. А теперь не позволить ли нам себе войти в дом и поглядеть, что же моей экономке удалось найти для нас на кухне на перекус. Не могу пообещать, что это будет нечто большее, чем самое незамысловатое угощение.

— Звучит восхитительно.

Он галантно предложил мне руку:

— Если вы доверитесь мне, то за ланчем я расскажу вам о необычном джентльмене, которого встретил на днях. Некий мистер Лоренс Джонсон, намеревающийся превратить поля вокруг своего недавно приобретенного особняка в рай садовода.

— Его имя упоминала ваша сестра. Она сказала, что вы снабдили его несколькими сортами роз.

— Да, и я был достаточно удачлив — он открыл мне свои планы. Я подумал, что вы, возможно, сочтете его интересным, поскольку он тоже обдумывает, как бы ему украсить свои зеленые комнаты, — сказал он.

— Мне чрезвычайно хотелось бы встретиться с ним, — кивнула я.

— Тогда я это устрою, — улыбнулся он, открывая боковую дверь дома и придерживая ее, чтобы я могла пройти.

Суетливая экономка провела нас в маленькую столовую, обогреваемую подкатной жаровней. Я села напротив мистера Годдарда. На столике между нами стояли хлеб, сыр, мясная нарезка и соленые огурчики — и очень скоро увлеклись беседой.

Могу сказать честно, никогда у меня не было трапезы лучше этой.

Находка планов сада, выполненных Винсентой, изменила проект Эммы полностью. Две недели она перебирала обнаруженные бумаги, изучала каждый листочек, который мог бы хоть как-то относиться к делу, фотографировала, делала заметки. Ей не давал покоя вопрос о Целесте, она вся извелась из-за этого, но тем не менее она продолжала работать над тем, чтобы переделать свой проект реконструкции сада, приведя его в соответствие с планами Винсенты. Затем пришла очередь самого сложного этапа: отменить уже сделанные заказы и разместить новые, найти в питомниках огромное количество нужных растений, при этом каким-то образом вписаться в бюджет и не сорвать сроки, поставленные Сидни и Эндрю.

Стресса Эмме только прибавилось, ведь каждый день ей приходилось руководить своей командой, контролируя, чтобы ими была выполнена вся первоочередная работа — чтобы везде в саду была убрана вся грязь от выполотых неверно посаженных растений и чтобы зеленые комнаты были подготовлены для нужных посадок. Каждый день она возвращалась к себе в Боу Коттэдж смертельно уставшая, но ей приходилось продолжать работать, нередко засиживаясь до глубокой ночи, поэтому она несколько раз даже засыпала прямо у ноутбука за обеденным столом.

В конце концов однажды ближе к вечеру, когда, казалось, ей удалось-таки загрузить всех работой и каждый был поглощен своим делом, Эмма отложила в сторону свои садовые перчатки и отправилась на небольшую прогулку — она решила разыскать владельца фермы, располагавшейся по соседству с Хайбери Хаус. Дорога, что спускалась с холма от поместья к этому фермерскому дому, утопала в такой грязи, что при каждом шаге даже прочные сапоги просто-напросто засасывало, а в глубоких колеях, накатанных тракторами, чуть ли не доверху стояла вода. Промозглый туман проникал через ворот вощеного жакета, сквозь кремового цвета рыбацкий свитер, даже в такой добротной одежде пробирало до костей.

Сидни говорила, что Генри Джонс происходил из старого фермерского рода, несколько поколений его предков работали на Ферме Хайьери Хаус. Когда-то давно она принадлежала первоначальным хозяевам, Мелькортам, а те в конце 1920-х годов продали эту часть своих владений Джонсам. Ферма пережила Вторую мировую войну, индустриализацию сельского хозяйства, прочие многочисленные изменения, но уцелела и осталась в семье вплоть до сегодняшних дней.

Показался фермерский дом. Эмма пригладила каштановые волосы, проверяя, не выбились ли ненароком из гладкой прически непослушные пушистые пряди, затянула потуже ленту, собиравшую волосы в конский хвост. Она заметила, что под ногти забилась грязь, несмотря на то, что во время садовых работ она постоянно надевала перчатки. Что ж, Генри Джонсу придется лицом к лицу столкнуться с жестокой реальностью, когда работающая женщина, причем работающая целый день в грязи, работающая с землей, вполне может и запачкаться.