питают агрессивный немецкий национализм. Более 60 лет немецкие националисты рисовали картины того, какие последствия для Германии будет иметь протекционистская политика других стран. Германия, указывали они, не может жить без импорта сырья и продовольствия. Чем она сможет оплатить этот импорт, если в один прекрасный день страны, поставляющие им эти материалы, преуспеют в создании собственной промышленности и откажутся от германского экспорта? Есть, говорили они себе, только один выход: мы должны завоевать место для жизни, расширить Lebensraum.

Немецкие националисты отлично знают, что многие другие страны – например, Бельгия – находятся в столь же неблагоприятном положении. Но, говорят они, здесь есть важное различие. Бельгия – страна небольшая, а потому беспомощная. Германия достаточно сильна, чтобы завоевать необходимую территорию. Германии повезло, говорят они сегодня, что на свете есть две сильных страны, находящихся в том же положении, что и Германия, – Италия и Япония. Они являются естественными союзниками Германии в войне неимущих против имущих.

Германия стремится к автаркии не из-за желания воевать. Она стремится к войне, потому что жаждет автаркии, потому что она хочет жить в условиях экономической самодостаточности.

10. Немецкий протекционизм

Вторая германская империя, основанная в Версале в 1871 г.{48}, была не только могущественной державой; несмотря на депрессию, начавшуюся в 1873 г., экономически страна процветала. И на внешнем и на внутреннем рынках ее заводы чрезвычайно успешно конкурировали с иностранными товарами. Некоторые ворчуны находили недостатки в немецкой продукции; немецкие товары, говорили они, дешевые, но низкокачественные. Но за границей существовал огромный спрос именно на такие дешевые товары. Для массового потребителя важнее была дешевизна, чем высокое качество. Тому, кто стремился к росту сбыта, приходилось снижать цены.

В оптимистичных 1870-х все были совершенно уверены, что Европа находится на пороге длительного мира и процветания. Войн больше не будет, торговые барьеры исчезнут, люди в большей степени будут нацелены на строительство и производство, чем на разрушение и убийство. Конечно, дальновидные люди не могли не замечать тот факт, что культурное превосходство Европы мало-помалу будет сходить на нет. В заморских странах более благоприятные условия для производства. Капитализм готовится к разработке природных ресурсов отсталых народов. Некоторые отрасли промышленности не смогут выдержать конкуренции вновь открытых территорий. В Европе упадут сельскохозяйственное производство и горнодобыча. Европейцы будут всё это покупать, а на экспорт пойдут промышленные товары. Но их это не пугало. Они не рассматривали углубление международного разделения труда как опасность, а, напротив, считали его источником богатства. Свободная торговля непременно принесет всем странам еще большее процветание.

Немецкие либералы стояли за свободу торговли, золотой стандарт и экономическую свободу внутри страны. Немецкие производители не нуждались ни в какой защите. Они триумфально завоевывали мировой рынок. Ссылаться на незрелость промышленности было абсурдно. Немецкая промышленность достигла зрелости.

Разумеется, было еще много стран, склонных бороться с импортом. Однако аргументы Рикардо в пользу свободы торговли были неопровержимы. Из них следовало, что даже если все другие страны обратятся к протекционизму, в интересах каждой страны придерживаться свободы торговли. Внушительный пример показали Великобритания и ряд малых стран, таких как Швейцария. Всем им свобода торговли пошла на пользу. Следует ли Германии взять на вооружение их политику? Или она должна копировать полуварварские страны вроде России?

Германия выбрала второй путь. Это решение стало поворотным пунктом современной истории.

Сегодня много заблуждений относительно современного немецкого протекционизма.

Прежде всего важно понять, что учение Фридриха Листа не имеет никакого отношения к современному немецкому протекционизму. Лист не требовал покровительственных тарифов для сельскохозяйственной продукции. Он настаивал на защите зарождающихся отраслей. При этом он недооценивал конкурентоспособность тогдашней немецкой промышленности. Даже в его время, в начале 1840-х годов, немецкое производство стояло на ногах намного лучше, чем представлял себе Лист. Спустя 30–40 лет оно доминировало на европейском континенте и очень успешно конкурировало на мировом рынке. Учение Листа сыграло важную роль в развитии протекционизма в Восточной Европе и в Латинской Америке. Но немецкие сторонники протекционизма не имеют оснований ссылаться на Листа. Он не был безусловным противником свободы торговли; оправдывая таможенную защиту неокрепших отраслей, и только на переходный период, он нигде не выступал в поддержку защиты сельскохозяйственных производителей. Лист был бы решительным противником внешнеторговой политики, проводившейся Германией в последние 65 лет. Типичным поборником современного немецкого протекционизма был Адольф Вагнер. Сущность его учения такова: все страны с избыточным производством продовольствия и сырья стремятся к развитию собственной промышленности и к отказу от продукции иностранных производителей; мир движется к экономической самодостаточности всех стран. Что ждет в таком мире народы, не способные ни одеть, ни прокормить себя тем, что добывается и выращивается в их стране? Они обречены на голодную смерть.

Адольф Вагнер не отличался остротой ума и был никудышным экономистом. То же самое относится к его сторонникам. Но они были не настолько бестолковы, чтобы не понимать, что покровительственные тарифы не спасут от предсказываемых ими опасностей. Рекомендуемым ими средством было завоевание дополнительных территорий – война. Они потребовали защиты для немецкого сельского хозяйства, чтобы поощрить производство на тощих землях, потому что хотели обеспечить Германии сельскохозяйственную независимость в предстоящей войне. Для них импортные пошлины на продовольствие были краткосрочным средством на переходный период. Окончательным решением была война и завоевание. Однако неверно было бы считать, что Германия обратилась к политике протекционизма в порядке подготовки к войне. Вагнер, Шмоллер и другие катедер-социалисты{49} издавна проповедовали евангелие завоевания на своих лекциях и семинарах. Но до конца 1890-х годов они не рисковали пропагандировать эти взгляды в печати. Более того, соображения военной экономики могут оправдать только покровительственные сельскохозяйственные тарифы; эти аргументы не приложимы к продукции обрабатывающей промышленности. Необходимость подготовки к войне не играла важной роли в протекционистской защите немецкой промышленности.

Главным мотивом установления пошлин на промышленные товары была Sozialpolitik. Прорабочая политика привела к росту производственных издержек и сделала необходимым защитить ее краткосрочные результаты. Внутренние цены пришлось поднять выше мирового уровня, чтобы избежать дилеммы: либо понижение денежной заработной платы, либо сокращение экспорта и рост безработицы. Каждое очередное достижение Sozialpolitik и каждая успешная забастовка вносили беспорядок и ухудшали положение немецких предприятий, терявших способность соперничать с иностранными конкурентами на внешнем и внутреннем рынках. Знаменитая Sozialpolitik была возможна только под прикрытием покровительственных тарифов.

Так Германия создала характерную для нее систему картелей. С внутренних потребителей картели взимали высокие цены, а за границу отдавали товары по дешевке. Прибавка зарплаты рабочих, полученная благодаря трудовому законодательству и профсоюзам, съедалась возросшими ценами. Правительство и профсоюзные лидеры хвастали успехами своей политики: рабочие