Мне некуда было присесть, так что я сцепила руки за спиной и застыла в вежливом молчании.

— Ну ладно, — наконец сказал Релад.

Он взял с подноса пустой бокал и внимательно оглядел его — словно бы желая удостовериться, что он чистый. Чистым он, естественно, не был.

— Во имя всех демонов, имен которых я не знаю и знать не желаю, отвечай, кузина! Что тебе от меня нужно?

— Я же сказала — помощь.

— А мне-то зачем тебе помогать?

— Ну, мы бы могли друг другу помогать, — отозвалась я. — Я вот, к примеру, совсем не желаю наследовать деду. Но могу поддержать другого кандидата. В зависимости от обстоятельств, скажем так.

Релад взялся за бутылку с желанием налить себе, но рука так дрожала, что где-то треть драгоценной жидкости пролилась мимо. Какая жалость. Мне так хотелось выдрать у него из рук бутылку и сделать все как следует. Но я сдержалась.

— А ты мне ни за чем не сдалась, — высказался он наконец. — Только под ногами будешь путаться. Или — что еще хуже — сделаешь меня уязвимым. Для нее.

Кто такая эта «она», понимали мы оба.

— Она ведь пришла, чтобы поговорить с тобой о другом, — не сдалась я. — Как думаешь, она просто так упомянула обо мне, безо всякой цели? Сдается мне, что женщина не станет обсуждать одного соперника в присутствии другого — если только не желает натравить их друг на друга. Возможно, она в обоих нас видит угрозу для себя.

— Угрозу?

И он расхохотался, а потом опрокинул в себя стакан — уж не знаю, что он туда налил, но вкуса не почувствовал. Не успел бы.

— Боги мои, ты не только уродлива, но и непроходимо глупа. И что, старик и впрямь думает, что ты ей ровня? Невероятно…

Я вспыхнула от гнева, но в жизни мне приходилось слышать куда худшие оскорбления. И я снова сдержалась.

— А я и не хочу стать ей ровней.

Я это выговорила резче, чем хотела, но Реладу, похоже, было не до моего тона.

— Я просто хочу выбраться из этой дыры живой.

И тут он посмотрел на меня — да так, что мне аж поплохело. В его глазах не читалось ни насмешки прожженного циника, ни даже презрения. Просто он смотрел, и я в ужасе осознавала, что его глаза говорят мне: ты что, не понимаешь, глупышка? Ты не выберешься отсюда. Никогда. Вот что мне сказали его пустые глаза и усталая улыбка. У тебя нет шансов, малышка.

Но Релад не стал говорить этого вслух. Напротив, в его голосе послышалась мягкость — и она-то насторожила меня еще больше, чем прежняя издевательская интонация.

— Я не могу помочь тебе, кузина. Но я могу дать тебе один совет. Если ты, конечно, расположена слушать.

— Я буду признательна за совет, кузен.

— Излюбленное оружие моей сестры — любовь. Если ты кого-то любишь. Кого-то, что-то — неважно. Будь настороже. Она попытается добраться до тебя через твою любовь.

Я ничего не поняла и задумалась. Любовь? Какая такая любовь? В Дарре я постоянным любовником так и не обзавелась. Детей вроде тоже не нарожала. Родители умерли. Ну, я бабушку, конечно, любила, и еще дядей с тетями и двоюродных братьев и сестер, ну и друзей парочку, но каким образом… Ах вот оно что. Как же я раньше не догадалась… Дарр. Дарр сам по себе. Дарр — не под покровительством и управлением Симины, но она же Арамери, а у Арамери — длинные руки. Нужно найти способ защитить даррцев!

Релад, словно прочтя мои мысли, покачал головой:

— Ты не сможешь защитить то, что любишь, кузина. Какая-нибудь брешь обязательно да найдется. Подлинная защита в такой ситуации — просто никого не любить. Вот и все.

Я мрачно нахмурилась:

— Но это же невозможно!

Неужели человек способен отказаться от любви и жить дальше?

Он улыбнулся, да так, что у меня по спине побежали мурашки.

— Ну что ж. Тогда прощай, кузина…

И он поманил к себе женщин. Обе поднялись и подошли к нему. Он развалился на сиденье, а они застыли, как статуи, в ожидании приказа. И тут я наконец заметила: обе — высокие, статные, красивые. Настоящие амнийки — худощавые, никаких пышных форм. У обеих длинные черные волосы. Не очень похоже на Симину, но сходство, причем очевидное, присутствовало.

Релад уставился на них с такой горечью и злостью во взгляде, что мне даже стало его жалко. Наверное, он потерял всех, кого любил. Я с удивлением поняла, что Релад и впрямь для меня бесполезен. Как и я для него. Лучше сражаться в одиночку, чем рассчитывать на помощь этой высосанной скорлупы, лишь внешне напоминающей человека.

— Спасибо, кузен, — тихо ответила я и вежливо склонила голову.

А потом повернулась и пошла прочь, оставляя его наедине с его фантазиями.

По пути в комнаты я зашла в кабинет Теврила и вернула керамический флакон. Теврил молча положил его обратно в ящик.

Есть такая болезнь — Ходячая Смерть. У тех, кого она настигла, начинают трястись руки и ноги, поднимается жар, они проваливаются в беспамятство, а когда дело близится к концу, больные начинают престранно себя вести. Жертва поветрия вскакивает с одра болезни и принимается ходить — бесцельно, иногда просто туда-сюда по комнате. Несчастные мечутся, а жар подымается все выше, кожа больного трескается, и из разрывов течет кровь. А умирающие все меряют шагами комнату, ходят и ходят, а потом умирает мозг. Но они продолжают ходить. Туда-сюда. Некоторое время.

В последние века случилось несколько эпидемий Ходячей Смерти. Поначалу никто не мог понять, как же передается зараза. А дело было, оказывается, вот в этом самом хождении. Больные часто поднимались и шли к людям — еще здоровым людям. Потом у них открывалось кровотечение, они падали и умирали и так заражали других. Ну, теперь-то мы поумнели. Теперь мы обносим стеной место, куда пришла Смерть, и закрываем сердца от криков еще не зараженных людей — а те кричат, умоляют из-за стен. Если через несколько недель они останутся живы, их выпустят. А что, некоторые, говорят, выживают. И вообще, мы же не звери.

А еще все знают и понимают: Ходячая Смерть поражает лишь простолюдинов. Жрецы, благородное сословие, ученые, богатые купцы — все они не подвержены заразе. И дело не только в том, что они способны выставить стражу и отгородиться от простого люда, укрывшись во дворцах и храмах. В прежние времена карантина не объявляли — а благородные все равно не мерли. Если, конечно, они имели настоящее благородное происхождение. Выскочки, пролезшие из грязи в князи, — те умирали.

Абсолютно очевидно, что эта болезнь имеет не естественное, а какое-то иное происхождение.

Когда Смерть наведалась в Дарр незадолго до моего рождения, никто не ожидал, что мой отец подхватит заразу. Мы были бедными дворянами — но дворянами! Да, дед со стороны отца по даррским понятиям относился к простому сословию — красавец-охотник, на которого положила глаз моя бабушка. Видно, дедова происхождения хватило, чтобы заразиться.