– Командир, все чисто!

Я спрыгнул с крыши, нечаянно наступив на руку распростертого на земле трупа. Этого охранника прикончил Остап. На противоположном конце двора, под дувалом, лежал третий.

Как будто все.

К нам приблизились тени – Удалой и Дэвид. Дэвид часто дышал, а когда заговорил, я обратил внимание, что его голос дрожит.

– Надо торопиться…

– Я знаю, – прервал я его. – Охранников здесь больше нет?

– Не должно быть, – неуверенно ответил Дэвид.

– Плохой ответ. Смола, осмотри дом! Остап, возьми пулемет. Удалой – встань на воротах.

Мы с Дэвидом завалили набок стог сена, под которым был скрыт люк зиндана. Попавшейся под руку кочергой я сорвал ржавый и тяжелый навесной замок, сразу уловил тяжелый смрад. Дэвид опустился на краю ямы на корточки и негромко крикнул в темноту:

– Ричард! Майкл! Патрик! Это я, Дэвид!

Снизу донеслись приглушенные вздохи и тихий стон.

– Нужна лестница, – сказал мне Дэвид. – По веревке они не смогут взобраться.

– А была лестница?

– Нет, нас заставили спускаться по веревке.

Рядом выросла фигура Остапа.

– Командир, надо торопиться. На улице кто-то говорит.

Дэвид начал меня раздражать. Он только обозначал проблему и ничего не делал для ее решения. Пришлось мне кинуться к трупам, искать в потемках чалмы. Нашел обе, третью снял со своей головы, распустил их и крепко связал концы. Получилась вполне крепкая и длинная веревка. Тут нарисовался Смола со спичками. Он поджег пучок соломы и осветил яму.

Мы увидели два черных блестящих глаза, устремленных из глубины на нас.

– Ричард, это ты? – крикнул Дэвид. – Где остальные?

– Лейтенант, – донесся до нас хриплый голос. – Лейтенант, спаси нас…

К нам подбежал Удалой:

– Вы чего орете? – зашептал он. – На улице голоса. Мне кажется, идут сюда…

– Ричард, обвязывайтесь по очереди веревкой, мы вас вытащим! – не обращая внимания на предупреждение, громко зашипел Дэвид.

Мне захотелось скинуть его вниз и закрыть яму крышкой. Жаль, у него была прострелена рука, а то полез бы он сейчас к своим бойцам как миленький.

Смола поджег очередной пучок соломы.

– Клянусь своим стволом, нет там трех человек, – произнес Смола.

Мне тоже показалось, что на дне ямы шевелятся, как черви, только двое.

– Ну что там? – нервно спросил Дэвид.

– Лейтенант, Майкл ничего не видит… Я пробую обвязать его.

– А где Патрик?

– Патрика нет, лейтенант…

– Вы можете замолчать? – шепнул Удалой и даже несильно стукнул Дэвида в плечо.

Мы все замерли, глядя на запертые ворота. Снаружи доносились голоса. Говорили как минимум трое. Частые шаги. Затем громкий, требовательный стук в ворота и окрик:

– Мохаммад!!

Бойцы оставили меня у ямы и бесшумно рассредоточились по двору, нацелив стволы на забор.

Дэвид стоял на коленях перед ямой и, низко склонив голову, нервно руководил:

– Вокруг пояса оберни… В руках ты не удержишь… Ты слышишь меня? Ричард, ты только не паникуй…

Тут я понял, что назревает большая беда. И что если не предпринять решительных мер, мы тут и умрем, стоя раком у вонючего зиндана.

Оттолкнув Дэвида в сторону, я взялся за связанную нами веревку и, упираясь ногами в стены ямы, быстро спустился вниз.

Потом, вспоминая этот эпизод, я горько жалел о содеянном. Но тогда, в яме, я думал лишь о том, как быстрее нам унести ноги.

В тесной сырой яме, дно которой представляло собой липкую и вязкую субстанцию, сидели два затравленных, грязных, утративших силы и здравый разум человека. Один из них – худой, с черными обросшими щетиной щеками – смотрел на меня широко распахнутыми глазами, в которых я не мог увидеть ни мужества, ни инициативы, а лишь забитую, испуганную покорность. Сказал бы ему: встань на корточки и ешь землю – он так бы и поступил. Второй сидел на земле, опершись спиной о стену и подперев руками опущенную голову. Я вообще сначала подумал, что он мертв. Третьего солдата здесь не было, и я с трудом представлял себе, как здесь умещались четверо.

Тот, который сидел на земле, был чернокожим и находился в жесточайшей прострации. Это и был тот самый Майкл, которому выбили глаз. Он плохо понимал, что происходит, и вообще не реагировал на мои слова. Мне пришлось силой поднять его на ноги и обмотать веревку вокруг его пояса. Пока я это делал, он норовил снова опуститься на корточки. На его лицо страшно было смотреть. Собственно, там и лица как такового не осталось. Видимо, его несколько раз ударили чем-то тяжелым, возможно, прикладом автомата, выбили правый глаз, оставив на его месте кровавое месиво, разбили нос, расквасили верхнюю губу и, по-моему, выбили несколько передних зубов.

В общем, я решил вытащить его первым, так как второй (Ричард, что ли?) худо-бедно понимал меня. Когда Дэвид начал тянуть веревку на себя, Майкл повис на ней, как мешок с песком. Голова его безвольно покачивалась, задевая стены. Едва лейтенант вытащил его на поверхность, началась стрельба.

Этого я меньше всего хотел, хотя и ожидал.

– Дэвид! – заорал я. – Привяжи веревку к чему-нибудь и найди себе оружие! Мы выберемся сами!

Когда рядом творится какая-то драматургия, а ты не в силах повлиять – это ужасное чувство. Наверху оглушительно лязгали автоматы, хлопали гранаты, раздавались крики, а я с незнакомым, испуганным насмерть американским солдатом сидел в зловонной яме и путался с веревкой. Сперва надо было отправить наверх пленника; оставь я его в яме, он остался бы тут до скончания дней своих.

– Ты сможешь… блин!!! Ты сможешь подняться сам?! – кричал я, а меня перебивал грохот выстрелов и взрывы.

Он то ли кивал, то ли неуверенно пожимал плечами. Несколько суток плена вывихнули ему мозг. Инстинкт подсказывал ему, что здесь, в яме, намного безопаснее, когда сверху свистят пули. А больше ничто ничего ему не подсказывало, и американец, как зверек, готов был свернуться калачиком на дне ямы, заткнуть уши, затаиться, замереть и переждать стрельбу. Он не мог и не хотел понять, что находится сейчас в собственной могиле и единственная возможность продлить свою жизнь – это выбраться отсюда.

Я жестко схватил его за грудки, встряхнул и закричал прямо в лицо:

– Наверх, солдат!! Ползи наверх!!! Там есть оружие, там твой командир!! К бою, сынок!!

Он вроде понял, стал царапать стену обломанными ногтями, пытаясь на нее взобраться. Я присел, посадил его себе на плечи, выпрямил ноги и поддал солдату кулаком под зад. Тот зашевелился, полез, наступил грязным ботинком мне на голову, соскользнул, чуть не упал, снова встал на мое темечко. Я стоически терпел эту мерзкую пытку. За веревку он схватился, но подтянуться на ней ему не хватило сил. Так бы он и стоял на моей голове в липких обгаженных ботинках, если бы Дэвид сверху не протянул ему руку.