– А то ты не понимаешь! – захохотала Нора.

– Нет, не понимаю.

– Гад он! Олигархическая сволочь. Но машина у него… Я влюбилась с первого взгляда!

– Тебе нельзя! – заорала Дина. – Ты же бе-е… – Она испуганно закрыла себе рот рукой, вспомнив о запрете упоминать проблему беременности.

– Я же в машину, балда! Какая тачка! Мне никогда такой не купить, даже если с утра до вечера вычитывать рукописи самых топовых авторов!

– Дался тебе этот «Навигатор»! Гроб на колесах на тысяча и одно место. Легче в автобус влюбиться.

– Но у него такие глаза! Фары то есть… Правда, правую я разбила.

– Тише, кажется, в дверь звонят!

– О, мальчишки пришли!

– Стой! Им же платить надо!

– Я заплатила.

– А…

– А если нечего будет сунуть в стринги парням, обратимся к олигархической сволочи!

Нора захохотала и бросилась в коридор.

Но дверь уже открывал Клим.

– Девчонки! – кричал он, раскинув руки. – Милые, родные! За первые «па» плачу наличными прямо в подъезде! Ап! Снимаем парики и накладные ресницы! За остальное – двойной тариф!

– Спер идею, – пробормотала Нора. – Олигархический гад…

Филипп Филиппович курил на лавочке у подъезда.

И хоть курить он бросил лет десять назад, сигарета, отобранная у мальца с верхнего этажа, доставляла истинное, давно забытое удовольствие.

Ох, не нравилось все Филиппу Филипповичу!

Ветер не нравился, облака не нравились, лавочка эта не нравилась, автостоянка не нравилась и суетливые воробьи не нравились. А в особенности раздражали его мужики с цветами, тортами и свертками, спешащие в разных направлениях города. И бабы раздражали – празднично-холеные, без головных уборов, с навороченными прическами, улыбающиеся, довольные… Они выныривали из такси, забегали в подъезды, щебетали, как едва народившиеся птенцы, неумело парковали свои машины и сияли, сияли, словно медные самовары, натертые раз в году.

Что это за праздник такой – Восьмое марта?!

Глупость, а не праздник. Если ты настоящая женщина, то для тебя каждый день – Восьмое марта. Ты всегда ухожена, накрашена, одета с иголочки, и взгляд у тебя играет, и голова высоко поднята, и мужики от тебя шалеют. А красить ногти раз год…

Тьфу!

Ох, не нравилось все Филиппу Филипповичу.

Из соседнего подъезда вышла бабка с крохотной собачонкой на поводке. Собачонка начала резво задирать ноги на все бордюры, урны, скамейки и колеса автомобилей. Филипп Филиппович открыл рот для возмущенной проповеди, но сообщить бабке о новом законе, обязывающем выходить на прогулку с собакой с совком и пакетом, так и не рискнул. Бабка слыла умелой и бойкой скандалисткой. Тягаться с ней Филипп Филиппович не посмел.

– С праздничком! – крикнул он бабке. – С международным…

Она его не услышала, зато ее собачонка разродилась визгливым лаем.

Филипп Филиппович втянул голову в плечи и нахохлился как воробей.

Хоть бы работа сегодня была, а то ведь выходной приключился!

Работу свою – «в парке карусели крутить» – Портнягин любил и очень ей дорожил. За пультом управления аттракционами он был и царь и бог. Нажмет кнопку – колбасит народ на вертушке, еще раз нажмет – приземляются все в целости и сохранности. Господом богом чувствовал себя на работе Филипп Филиппович.

А сегодня…

– Э-эх! – затушил он охнарик, огляделся, куда бы его выбросить, но урна оказалась переполнена, и Портнягин сунул окурок в карман. Встал, отряхнулся, направился было домой, но…

Отродясь такого нахальства Филипп Филиппович возле своего дома не видел. Японский микроавтобус на бешеной скорости ворвался во двор, скрипя шинами развернулся и задним ходом припечатался к подъездной двери. Из машины выпорхнула стайка вопиюще развязных девиц в перьевых боа и слаженно нырнула в подъезд, за порядок в котором отвечал Филипп Филиппович.

Портнягин потерял дар речи. Дробный стук каблуков по лестнице удалялся, навевая мысли о невиданных безобразиях на подотчетной ему территории.

– Ге-эй!! – отмер Филипп Филиппович. – Вы куда, вашу-у мать?! Стоять, не двигаться! Я тут директор! Я главный! Где документы?! Где регистрация?! Где…

Портнягин припустил было за девицами, но его вдруг окликнул водитель микроавтобуса.

– Слышь, директор! Ты тут валенками не сучи. Девушки официально прибыли, по закону. Их заказали в агентстве развлечений и праздников!

– Кто заказал? Куда заказал?!

– В квартиру номер пять, – заглянул в какие-то бумаги водитель. – А кто, не имею права говорить.

Филипп Филиппович опять потерял дар речи, застыв с открытым ртом. Никогда, никогда в его подъезд не заходила толпа разнузданных девок в перьях! Пока Портнягин приходил в себя, ситуация изменилась. Микроавтобус уехал, а вместо него к подъезду припарковалась «Газель». Задние двери распахнулись, и весь ужас повторился сначала: из душного нутра машины вывалились – нет, не девки, а пятеро неприлично высоких, мускулистых, загорелых парней. Небрежно наброшенные на плечи дубленки не скрывали порочно-красивых тел. Парни дружно ввалились в подъезд. Преследовать их не было смысла, наверняка они тоже явились в образцовый дом «официально» и «по закону».

– Разврат в пятую квартиру заказывали? – обратился Филипп Филиппович к водителю «Газели».

– В нее, – кивнул парень. – Только не разврат, а стриптиз.

– И в чем разница? – нахмурился Портнягин.

– Разврат – это действие, а стриптиз – искусство!

– Тьфу! – в сердцах сплюнул Филипп Филиппович и набрал с мобильного участкового Каюкина.

– Серега! – закричал он, задыхаясь от возмущения. – В пятой квартире творится полный…

– Боюсь тебя огорчить, Фил, – со вздохом прервал его участковый, – но сегодня во всех квартирах творится «полный…». Праздник!

– Туда приехал разврат!

– Что ты говоришь?! – насмешливо ужаснулся Каюкин.

– Пять полуголых девок и пять похабных парней!

– Фил! Хочешь совет?!

– Ну?! – насторожился Филипп Филиппович, ожидая, что участковый даст ему ответственное задание.

– Заведи себе девушку, Фил! И тогда тебе не будет дела до чужого разврата, – пробасил Каюкин и отключился.

Портнягин аж подпрыгнул на месте от возмущения. Вот, значит, как ценят его старания!

Заведи себе девушку!

Да где ее взять-то?! Тихую, скромную, без боа…

В расстроенных чувствах Филипп Филиппович устроился так, чтобы его не было видно с дороги: сел на корточки с обратной стороны скамейки, привалившись спиной к ее спинке.