нужно снимать очки. Ей хватит нескольких ударов, усиленных экзоскелетом, и доброму Полли не придется заполнять дурацкие бланки.

Но...

Но они люди.

Как он там говорил? Половина покалеченные, остальные в депрессии. Кофе, стимуляторы и ТВ спасают от бездны. И ей нельзя быть хуже того, что ждет их там... Но это вовсе не значит, что она должна резко изменить поведение. Одного добряка более чем достаточно.

— Тогда смотрите внимательнее, мои дорогие горожане, — отвечает Флай угрожающе. — Больше такого шанса не представится.

Ее крылья сбивают что-то за ее спиной, раздается гулкий грохот. Флай приближается к призракам одним шагом и хватает за шиворот ближайшего. От этого жеста до смерти — меньше секунды и меньше вздоха, она даже не заметит собственного усилия. Но Флай не наносит удар, вместо этого пальцы, уже не чувствующие ничего, скребут по шее одного из этих мойр загробного царства.

— Хочешь сделать фото, призрак? — спрашивает Флай серьезно. — Что-то, что скрасит твою личную бездну.

— Флай, — напряженно говорит Полли откуда-то из-за спины. — Флай. Не приближайся к ним. Не...

Он не договаривает, но Флай понимает, о чем он. Так близко, лицом к лицу... Нечто в ее башке начинает достраивать смазанные черты. Подбирать, прикидывать, сравнивать с шаблонами. Придумывать его лицо — и это может закончиться новой катастрофой.

Флай отшатывается, отпуская работника, и наигранно улыбается, прекрасно зная, что сейчас даже самое доброе выражение ее лица покажется устрашающим.

— Не старайся нас запугать, девочка, — уже не так спокойно говорит призрак.

— Слишком много смертей в последние два дня, — пожимает плечами второй.

— Уже совсем не страшно, — добавляет третий.

— Это интересно, между тем...

Тот, которого она едва не ударила, отходит к столу, чтобы сложить заполненные документы. Продолжает второй, все еще мусоля свою сигарету:

— Последние два дня все как с цепи посрывались.

— Слишком много стычек.

— Слишком много запоротых операций.

— Прямо как...

Флай поворачивается в сторону Полли вместе с ними тремя.

— ...у тебя.

Полли хватается за каталку и машет рукой Флай, чтобы подошла.

— Заткнитесь, парни, — бормочет он с беззлобным отчаяньем. — Я и так знаю, что все плохо. Но сейчас...

Он смотрит на труп в черном пластиковом мешке, на то место, где должна быть голова.

— Есть шанс, что все это закончится.

Оптимист даже по ту сторону.

11. Гвардия и артиллерия

Вместе с каталкой они проходят к выходу, мимо крематория. Тело Берга — это последний ключ к этой тайне. Мозг мертв, и даже волшебник не сможет его оживить, однако остаются импланты. Память чипов, которая — теоретически — может подсказать, что именно случилось с ним в банке.

Это то, что спасло Флай. Полли честно собирался вскрыть ее череп, но случился звонок Артема из больницы. Тот был не в курсе всего произошедшего с Полли, но наслушался разного от врачей и медсестер. Чуть позже это подтвердило трио из морга: за последние пару суток уровень преступности в Аркадии поднялся на десяток процентов. Виной этому был переворот в корпоративной сфере — все та же «Эккарт», вдруг сменившая президента, и разгром Триады. Когда уходит столь крупная преступная организация, город начинает штормить: проигравшие бегут любой ценой, победившие зачищают территорию, а все остальные пытаются урвать свой кусок в этом хаосе или занять вакантное место.

Так вот Артем предположил, что в этом бардаке никому нет дела до Берга. Их дело не расследуют, а его труп не вскрывают — а значит, если кто-то не объявится в морге в ближайшие часы, то тело Берга просто разберут на запчасти. Так и оказалось — полиция была слишком занята на вызовах, и смерти в банке, скорее всего, списали как жертвы разборок внутри Волчьей Стаи.

Артем руководствовался простым желанием похоронить Берга «по-человечески», в печи крематория. Даже собирался прийти сам, но Полли быстро его отговорил. Не посвящая в подробности своего плана, конечно. В любом случае, объясняться еще придется — не так уж много больниц, работающих с наемниками, знал Полли. И в одной из них лучше бы остаться Артему и Марго. Во-первых, потому что так безопаснее, а во-вторых — на случай, если тамошний Док заартачится.

— Ты знаешь, а мы ведь могли просто отрезать его голову. — Флай смотрит на тело в черном пластиковом пакете, уложенное в багажник. — Было бы гораздо проще.

— Ой, да заткнись, — отвечает Полли. — Я стараюсь не слушать социопаток.

— Извини, — Флай неуверенно пожимает плечами и поднимает на него взгляд. — Вы были очень близки?

— Он был моим братом.

Кажется, не в первый раз он уже это говорит. Каждый раз — все легче.

— Он был моим братом, — продолжает Полли, усаживаясь на водительское сидение, — и одним из самых лучших людей, которых я знаю. Знал. Ты когда-нибудь руководила сотней человек? Даже нет — ты когда-нибудь начинала группировку, которая дошла бы до сотни человек?

— Прости меня, но вы не показались мне особо успешными.

Ее голос безэмоционален, но Полли не оставляет попыток достучаться. Это уже даже не гордость за Стаю. Точнее, не только она. Это уже надежда вбить в голову одной случайной знакомой, что не все в мире можно измерить в гонорарах и экранном времени.

— Вернись в морг, — предлагает Полли. — Вернись и попробуй рассказать всем собравшимся, что хочешь включить их в дело. Что зависимость от стимуляторов можно перебороть, что утраченные навыки можно вернуть, что деньги можно получать. Что людям — вот их соседям по очереди, например, — можно верить. Скажи, что ты их поддержишь, дашь шанс начать все заново и просишь в ответ только их верности. Кто тебя послушает?

Риторический вопрос. Флай возится с креслом, чтобы поудобнее усесться со своим сложенным планером, и напряженно сопит.

— А вот его — послушали, — заканчивает Полли. — И, что самое крутое, он их не обманул. Никогда не обманывал.

— То есть, вы все из низов?

— Бегал без трусов по этой самой улице! — Полли широким жестом обводит закоулок у морга, с мусорными баками и разбитой машиной на углу.

Заметив, как перекосило Флай, поспешно добавляет:

— Мне было пятнадцать, и это было на спор!.. Короче, забей. Ответ — да. Да, конечно, сотня людей, оставшихся на обочине жизни. И кто мы теперь? Да крутейшая