Константин Павлович, не заметивший (или не пожелавший заметить?) приветствия, продолжал кипеть, как перекалившаяся подкова:

– Михаил! Ты что о себе возомнил?! Что себе позволяют твои солдафоны? Задержать свиту Великого князя! Отобрать у меня оружие!

– Они выполняют мой приказ, – спокойно ответил младший брат. А потом с одобрительной ноткой в голосе добавил: – Ишь, оружие у Великого князя отобрали. Молодцы. Владимир Иванович, передайте караулу мое благоволение.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – склонил голову Пестель, а Великий князь задохнулся от ярости:

– Благоволение? Да…

– Дорогой брат, – перебил его император. – У меня нет времени слушать ваши вопли. Свое недовольство вы высказали, я вам все объяснил. Если это всё, что вы хотели мне сказать, не смею вас задерживать. Генерал, – добавил Михаил Павлович холодно, – покажите Великому князю выход.

Нелегко быть младшим братом в семье. Достигни хоть каких заоблачных вершин, для старших ты все равно останешься мальчишкой. Вот только если младший брат не стал в одночасье императором одного из крупнейших (и несмотря ни на что – сильнейших!) государств в мире.

Константин Павлович, вытаращивший глаза от возмущения, вдруг понял, что между ним и братом встала невидимая стена. А он, как баран об новые ворота, со всего маху об нее ударился. Еще раз глянув на младшего брата, действительно п о н я л, что перед ним не младенец, чью голую попу целовал когда-то счастливый батюшка, и не повеса Мишель по прозвищу «Рыжий Мишка». И даже не тот Великий князь Михаил, совсем недавно уговаривавший его взять корону дома Романовых. Перед ним был император.

– Прости, – начал Константин, поправился: – Простите, Ваше Величество. Виноват, сорвался. Уж слишком долгая дорога была от Варшавы. И сегодня, как на грех, с утра снег с дождем, потом заморозки. Кони копыта сбили и люди устали. Еще раз прошу прощения…

– Полноте, – по-отечески обнял старшего брата младший. – С каких это пор мы на вы? Давай, как прежде, по-родственному. Садись, дорогой брат. Владимир Иванович, помогите…

Генерал-майор помог снять с брата императора тяжелую шубу, принял шляпу и вместе с императором препроводил Константина Павловича к креслам у камина. Замешкавшись – куда бы сложить одежду, вынес ее в приемную. Пока ходил, старший брат уже сидел, а младший собственноручно наливал ему вина.

– Выпей, – протянул император брату полный стакан. Сам же пить не стал и Пестелю не предложил – знал, что Владимир Иванович все равно откажется.

– Спасибо, – дрогнувшим голосом поблагодарил Константин и выпил до дна. Откинувшись на спинку кресла, наместник Польши блаженно прикрыл глаза.

Михаил Павлович принял стакан, передал его генералу и, терпеливо подождав с минуту, напомнил, что кабинет императора – это не спальня.

– Итак, Константин, какие новости из Польши? Судя по твоему виду – плохие?

– Ваше Величество, – глухо начал Константин. – Я отправлял подробное послание о польских делах. Неужели эстафета не дошла?

– Дошла, – кротко сказал Михаил. – Но мне хотелось бы услышать лично, от свидетеля.

– Даже не знаю, с чего начинать, – раздумчиво проговорил Константин.

– Кто-то сказал – если не знаешь, с чего начинать, начинай с самого начала, – невесело пошутил Михаил Павлович. – Итак?

– Итак… – подхватил Константин Павлович. – Осенью прошлого года мне сообщили, что польские смутьяны договариваются о совместных действиях с нашими, отечественными. Большого значения этому я не придал. Когда это поляки чего-то не замышляли? Правда, когда мне стало известно о мятеже в столице и о гибели Николая, я приказал провести аресты. Увы, большинство заговорщиков успело бежать. В конце декабря в Варшаву прибыл гонец из Петербурга с петицией от Временного правительства. Мне предлагалось немедленно покинуть пределы Царства Польского, вывести наши войска из Польши с передачей власти сейму. В ответ я попросил господ самозванцев сложить оружие и предстать перед судом добровольно.

Константин замолчал, вспоминая события и явно подбирал нужные слова. Михаил терпеливо ждал. Наконец старший брат продолжил:

– Две недели назад в мой дворец ворвались польские солдаты и офицеры, разоружили караул и сообщили, что сейм решил избрать национальное правительство. Председателем избран князь Чарторыжский, генерал-лейтенант Хлопницкий – главнокомандующим. Заметь, Мишель… – возмущенно вскинулся Константин Павлович, но тут же поправился: – Заметьте, Ваше Величество, все они – «птенцы Александрова гнезда». Адам Чарторыжский был членом Негласного комитета, министром. Хлопницкий был возведен в генерал-лейтенанты русской армии. Ты знаешь, что до этого он был правой рукой Понятовского?[4] – Михаил кивнул, а Константин продолжил: – Ну, зачем же было давать генеральские звания бывшим французским подданным? Помнится, на маневрах осьмсот восемнадцатого, Паскевич спросил у графа Остермана: «И что из этого будет?», а тот отвечал, что через десять лет будем вновь брать Варшаву, как при Суворове. Логика брата Александра всегда была странной… Возвышать чужих, унижая своих.

– О мёртвых, брат, лучше не вспоминать плохо. Тем паче о нашем брате, императоре, – покачал головой Михаил. – Лучше доскажите о себе. Что сталось с корпусом?

– Да-да, сейчас… – кивнул Константин, поворачивая голову в сторону стола, где стоял графин.

– Владимир Иванович, – позвал император своего кавалергарда, уловив желание брата без слов, а генерал Пестель также молча налил Великому князю еще один стакан.

Выпив, Константин Павлович выдохнул, словно выпил водки, а не французского вина:

– Я решил, что не должно пролиться ни капли крови. Ни своей, ни чужой. Посему я отдал приказ русскому корпусу покинуть пределы Царства Польского.

– Скажите, Ваше Высочество – это правда, что вы уходили из Варшавы под смех и улюлюканье черни? – поинтересовался вдруг генерал Пестель.

Константин Павлович резко встал. Прошелся по кабинету. Потом также резко сел в кресло. Схватившись за тугой воротник с богатой генеральской позолотой, как будто тот начал душить, хрипло проговорил:

– Встыдьсе, пане. Мне стыдно… Мишель… Михаил… Ваше Величество, мы не уходили под вопли черни. Мой отряд прошел по коридору из польских войск. Вся польская армия выстроилась на пути нашего следования из Варшавы. Это не было бегством. Скорее – это напоминало уход русской гвардии из Нарвы в начале Северной войны.

– O, le beau raisonnement, – грустно сказал император. – Хорошо находить исторические аналоги для собственных промахов. А ведь гвардия Петра Великого ушла из Нарвы не просто так. Она сражалась. А что же сделал русский корпус, которым командовал брат трех императоров?