попыталась, пусть на несколько секунд, представить себе ее возможность. Такое допущение причинило бы мне слишком сильную боль. Зачем позволять той щемящей тоске, с которой я прожила столько лет, еще больше разрастаться?

Только что все изменилось: он здесь, совсем рядом.

При самой мысли об этом сердце начинало колотиться. Я снова и снова прокручивала в памяти, как бежала к Джошуа. В тот момент никто и ничто, даже рыщущая поблизости смерть, не помешали бы мне приблизиться к нему. Чего я стремилась добиться? Хотела ли все же насладиться свиданием, на которое не явилась и которое скрепило наше расставание? А чего ожидал Джошуа, идя ко мне, на что надеялся? В его взгляде, устремленном на меня, был прежний накал. Он боялся, как бы я не оказалась галлюцинацией. Он не забыл меня. Ему нужно было коснуться меня. И ко мне вернулось единственное желание: пусть он дотрагивается и дотрагивается до меня. Мне так хотелось снова пройти по пляжу и продолжить нашу встречу. Но как такое возможно через столько времени?

С того дня, когда я его покинула, прошло больше двадцати лет. Я упрятала Джошуа в самые дальние тайники своей души.

А теперь я вновь обрела его, и неистовая сила потянула меня к нему.

Да, я обрела его, когда умирала.

Лиза, не прерывая моего молчания, заставила меня съесть тарелку супа. Я согласилась, не возражая. Я не была голодна, но мне надо было восстановить силы, да и просто прийти в себя. За ужином Лиза наблюдала за мной, ждала, когда я заговорю и все объясню.

– Мне пора ложиться, – объявила я, когда она убрала со стола.

Лиза напряглась.

– Мне надо лечь, пойдем со мной, и можешь задавать любые вопросы.

Ее плечи расслабились, напряжение схлынуло. Перед тем как идти в спальню, я направилась к окну. Напротив горел свет, я различала за окнами движение, значит, он пришел домой и теперь наблюдает на расстоянии за мной, как делал это раньше, если каждый из нас был у себя. Я положила руку на стекло, словно посылая ему знак.

– Можешь погасить свет, Лиза, я сейчас.

Я не разрешила ей затворять ставни и задергивать занавески, что она проделывала каждый вечер перед сном. Я не закрывала окна с того дня, когда мы с сестрами перестали ночевать в общей спальне и каждая из нас обзавелась собственной. Я любила, чтобы меня будил свет дня, летнее солнце, ветер, дождь. Эта привычка окончательно закрепилась после встречи с Джошуа – так, думала я, я буду ближе к нему. Ну или не так далеко, во всяком случае.

Этим вечером я вернулась к себе прежней.

К Мадди.

Лиза уселась по-турецки в ногах моей кровати и нервно мяла руки.

– Тот, с кем ты встретилась на пляже…

– Джошуа.

– Отец Натана.

– Похоже на то…

– Он связан с летом, когда тебе было шестнадцать?

– Да, и со всеми последующими годами, вплоть до моих двадцати трех. Но перед тем как продолжить… я должна попросить у тебя прощения.

Она нахмурилась.

– Извини за риск, который я на себя взяла. Я за это заплачу, и ты за это неизбежно заплатишь.

Она печально кивнула.

– А еще, – тяжело вздохнув, продолжила я, – извини за твоего отца.

– Почему ты заговорила о папе? Не вижу связи.

– Скоро поймешь. Он очень много для меня значит, на этот счет у тебя не должно быть сомнений. Я любила твоего отца. Я и сейчас его люблю, тебе это известно, но…

– Мама, у тебя была первая любовь, с какой стати мне на тебя обижаться?!

– Джошуа гораздо больше, чем первая любовь. Он самая большая моя любовь и останется ею до моего последнего вздоха. Моя единственная и самая главная любовь… Его никто не смог превзойти, даже лучший из мужчин, даже твой отец.

У нее изумленно расширились глаза.

Какое же облегчение – наконец-то произнести это вслух, повторить еще раз. Моя любовь к Джошуа возвращалась из изгнания. Я больше не обязана ее замалчивать, как если бы ее не существовало. Как если бы Джошуа не был частью моей жизни.

– Ты больше никогда его не видела?

– Нет… ни разу с тех пор, как уехала отсюда.

– И Сюзанна с Анитой не знали, что он здесь живет?! С ума сойти.

Я невольно улыбнулась.

– Джошуа умеет, когда надо, сделаться невидимкой… Тенью… Подозреваю, что ему не очень-то хотелось встречаться с твоими тетями.

– И что ты почувствовала, поняв, что он здесь?

– Это невозможно описать… Мне трудно тебе об этом рассказывать, я боюсь обидеть твоего отца.

– Не волнуйся, мама… я привыкла к тому, что вы не вместе… Я уже большая девочка. Вы с ним очень близки… но в то же время я всегда удивлялась, почему ты не начала новую жизнь? Наверное, поэтому? Из-за него?

– Но и твой отец не построил ничего нового!

– Он женат на агентстве путешествий!

Мы обе громко и растроганно расхохотались.

– Но что он, Джошуа, сказал тебе на пляже? Он так же потрясен, как и ты? Думаешь, он все еще тебя любит?

Похоже, моя дочь настроена романтично. Ее горящие глаза это подтверждали.

– Мне кажется… и для него ничего не изменилось. И… и он назвал меня Мадди.

– Мадди?

– Он всегда называл меня только так.

Пока он не появился, я не знала, что такое любовь. Хотя мне было уже шестнадцать, ничего похожего на влечение я не испытывала. Несколько дней после нашей первой встречи мы сохраняли изрядную дистанцию и не перекинулись ни словом, а только часами пожирали друг друга глазами. Он скользил взглядом по моему телу, и я открывала для себя желание – резкое, мучительное. Ожидание его прикосновения причиняло боль, мне нужны были его рот, губы, руки, все его тело. Я терялась, не понимая, что со мной происходит. Мы были только вдвоем среди остальных, которые перестали для нас существовать. А потом однажды утром, когда я встала раньше всех, потому что сон меня покинул из-за Джошуа, занимавшего все мои мысли, я пошла на террасу встречать восход солнца. Он стоял у подножия лестницы. Ждал меня. Нисколько не раздумывая, полураздетая, я босиком сбежала к нему. Он улыбнулся и протянул мне руку, помогая спуститься с последней ступеньки. Мы наконец дотронулись друг до друга. Он просто шепнул: “Здравствуй, Мадди”.

– Потрясающая история, мама.

– Я не уверена в этом, Лиза… Я ведь не прожила всю свою жизнь с ним… потому что наш роман… Я ушла от него, Лиза, я ушла от него…