Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первая бутылка под удвоенным напором опустела минут за двадцать. К началу второго пузыря мир уже не казался столь мрачным, как в начале встречи. Сохранять направление беседы становилось всё труднее. Егор сосредоточился.
— Гаврилыч! В натуре — тебе я верю. В главном верю, ты поступал как надо… В натуре… Я там не про законы, уставы всякие… По жизни — правильно.
— А то! — Говорков скинул китель с форменными брюками. Очередную порцию он опрокинул, стоя в трусах и майке. Потом нацепил гольф и джинсы. — Столько лет, брат, научат из любой задницы выкручиваться.
— Так научи, как в этот раз крутиться. Что говорить, на… Когда трясти начнут обоих.
— В смысле? — оправив гольф, капитан вернулся за стол.
— Окурок-Федосейчик. Слишком много рассказывает. С подробностями. Как ты корешился с Томашевичем.
В приятном тумане от водки с салом Егор бросил бомбу про Томашевича настолько без напряжения, что, наверно, даже самый проницательный не раскусил бы блеф.
— Трепло-о! Мать его… — участковый хлопнул себя по лбу. — Ему пасть никак не заткнуть?
— Пока не знаю как. Слыш, Гаврилыч… Прикинь, кто-то сложит факты… А они очевидные. В нос тычутся. Никаких связей между Бекетовым и Томашевичем не доказали. А у тебя Томашевич в корешах. Взрыв на Калиновского — для отвлечения, чтоб ограбление банка прошло гладко, вы там с Лёхой двое топтались. У всех терпил на виду. Из-за Федосейчика тебя будут прессовать. И меня спросят: почему сразу не доложил, что Окурок начал колоться, тебя закладывая. Хрен отмажусь, что я не при делах.
— Та-ак! — капитан отставил налитый стакан. — То есть ты уверен, что я — при делах?
— Мне пофиг, если честно. Ты — нормальный мужик, Гаврилыч. С квартирой помог. На районе человек уважаемый. В розыске тебя ценят.
— Продолжай.
— Я его предупредил: молчи про Говоркова. Свяжусь с тобой, решим как помочь. Если ты, Гаврилыч, здесь, на службе, и тебя не дёргали, значит — пока молчит, сука. Но единственный способ его заткнуть…
— …Это — заставить замолчать навсегда.
Повисла пауза. Её робко нарушил Егор.
— Подговорить кого-то в изоляторе… Для этого охрененные связи нужны, с криминалом или операми. Я — пас.
— Расскажу тебе историю… — Говорков, подвинув кресло вплотную к столу, удобно на нём устроился и подпёр челюсть ладонью. Он пространно пустился в воспоминания, словно не висело над головой, что в любой час его могут взять за пятую точку из-за связи с покойным уголовником. — Было это в семидесятые. Пришла повинка с зоны. Зэки любят покататься за счёт государства. Написал один олень, что совершил три квартирных кражи на Востоке-1. Похищенное прикопал за кольцевой. Ясное дело, что повинка фуфловая, но в каждом районе есть квартирные глухари, делать нечего — повезли. Старшим конвоя был старый опер, майор, зам начальника розыска. Умер потом от сердца.
— Помянем…
Егор глотнул и впился зубами в закуску. Убедился ещё при поглощении первого пузыря — сало у участкового высшего сорта.
— Поехали, значит, — продолжил тот. — Час колесили по району, само собой — без малейшего эффекта. Ладно, показывай, где зарыл. С уркой опер возится, я для мебели, водила крутит руль куда прикажут. Выкатились к шоссе Колодищи-Заславль. Зима, снег лежит. Этот хорёк побегал кругами, типа схрон ищет, потом попросился облегчиться. Представь, армейский нужник, стройбат работал, вырыта канава, лежат две неструганных доски по краям, заборчик по пояс. Короче, курим. А зэк исчез. Только вот сидел в позе горного орла, и нет его. Свежий снег вокруг, ни одного следа…
— И где вы его нашли? В сортире?
— Да… Смотрим туда, ледок разбит в центре, из жижи трубка торчит, кусок изоляции. Водолаз, на… Я схватился за доску, хотел пихнуть, а сыщик говорит: не мельтеши. Просто выдернул трубку.
Егор представил уголовника в чернильно-чёрной тьме, в зловонной фекальной массе выше головы … От отвращения передёрнуло.
— Вылезает. Весь коричневый. Только зубы блестят — железные вставные. Лыбится, падла.
— Так и повезли его?
— Неа. Водила подпёр собой заднюю дверь «УАЗа», сказал: только через его труп. Иначе свой «луноход» до пенсии не отмоет. Да и Володарка бы его такого не приняла. Отдали вам осуждённого опрятного, в том же виде и верните.
— Где же вы его вымыли?
Тема разговора соскользнула с опасной на обычный ментовский трёп. Под рассказ Гаврилыча Егор снова принял и почувствовал, что все приготовления — разминка, кусок сливочного масла в рот — пасуют перед новыми порциями водки. Да и после вчерашней сумасшедшей ночи смог заснуть совсем ненадолго из-за перевозбуждения. В результате развезло в сосиску с дозы в пятьсот грамм. Тепло, хорошо…
— …Негде его было мыть! Что, из шланга обдать? Но не при минус шесть! Подхватил бы пневмонию, сдох, нам отвечай… Чтоб ты сделал?
— Я? — Егор икнул. — Я не… Не знаю… Привязал бы его тросом к «УАЗу» и тащил на привязи.
Говорков рассмеялся. Он захмелел гораздо меньше, хоть пил столько же, а по весу уступал.
— Представь картину. Едет ментовской «УАЗ» по району и на привязи тянет зэка в чёрной телогрейке, номер отряда на груди… С ног до ушей обляпанного дерьмом. Граждане в восторге!
Капитан начал двоиться. Егора это позабавило.
— Колись, Гаврилыч! Что вы учудили?
— А ничего. Опер снял браслеты с рук, обернул их пакетом, чтоб потом отмыть от говна. Сели в «УАЗ» и уехали. В дежурке он написал рапорт: побег. Через два часа сделали шмон по всем притонам района, нашли гада. Чистенького, переодетого. Суд ему за побег пару лет накинул.
— К чему ты клонишь, друг? Вывести Окурка и отпустить? Не катит… — вторая бутылка опустела, Егор уже с трудом подбирал слова. — Спалится и нас спалит…
— Точно. А если бы лет десять назад я тому уроду врезал как следует по башке, он бы и остался в яме дерьма. Навсегда!
— Ага… Точно. Гаврилыч, в натуре… Но не вар… вар… Не варьянт. Ждать выезда с