– Простите, а что, Андрей погиб? – не утерпела Василиса.

– Да, уже четыре месяца прошло. Но… там все так неясно. Я не знаю ничего толком про его гибель, сразу говорю, – предупредила Римма, облизывая ложку. – Ну, так на чем я остановилась?

– Вы говорили про ссору, – напомнила Люся.

…Так вот, та ссора разгорелась из-за смешного, даже, можно сказать, нелепого случая. Дело было в следующем. К тому моменту Остап уже вовсю писал, то бишь малевал, портреты и имел успех. Что уж там кому нравилось, неясно, но заказы шли. Однажды в дом Львовых прибежал веселый Андрей и с порога прокричал:

– Братан, ставь бутыль! Я тебе, в натуре, башли припер! Бери заказ!

Как выяснилось, Остапу заказал портрет один из видных боссов всей криминальной кучи, некто Чикин.

– Ты, слышь, расстарайся. Ему на именины, сам понимаешь.

– Я понимаю, – вальяжно развалился но диване художник, изображая легкую усталость от искусства. – Ну ты мне хоть фотографию его принес?

– Обижаешь.

– Ну тогда… пару слов о нем скажи… эдакий словесный образ…

– Да какой у него образ? Ну, я не знаю, он такой невысокий, шустрый… ему сорок пять исполняется. Жену любит, сынишку. Кстати, сыну у него одиннадцать. Такой прикольный перец! Прикинь, этого Чирина вся окраина боится, а сынок из него такие фигуры лепит! Он мне сам рассказывал. «Ты, – грит, – батяня, мне один японский стих напоминаешь». Ну, Чирин ему так ласково: «Почитай, сынок, я обязательно выучу, вот те крест во все пузо!» А тот и прочитал: «Ловкая древесная обезьяна помогает продавцу кирпичей. Дергает за веревку. Дивные звуки!» Из газеты малец вычитал. И что ты думаешь: наш Чикин выучил и даже декламировал пару раз. «Посвящается мне!» – орал, пока жена не объяснила, в чем там соль. Ну ты, это… для портрета не надо. Короче, твори.

На следующий день портрет был готов, и Остап, как и всегда, передал Андрею подарочную коробочку. Он как-то по-особому упаковывал каждый портрет. Картины писались непременно на платках, и упаковать их было несложно. Вечером того же дня Андрей принесся обратно, точно ураган. Он, как и положено, преподнес коробочку юбиляру, тот достал творение Остапа, нарисованное красками на платке из дорогого шелка, и вспотел от негодования. Под портретом кроваво-красными буквами шла надпись: «Древесной обезьяне». Присутствующие с огромным трудом сдерживали хохот, только Андрею было не до смеха – он же запросто мог лишиться головы. Ну и ясно, Андрей, примчавшись к брату, изрыгал проклятия на его голову, а тот клялся, что ничего подобного не писал. И их обоих можно понять. Зачем Остапу выделывать такие штуки – он над каждым клиентом трясся. Станет известно про такой его выкрутас, к нему на километр никто не подойдет. А на что жить? Опять работать «курощупом»? А Осенька уже успел привыкнуть к хорошей жизни. Ну а Андрею и вовсе это не надо – запросто можно, доведя босса до гнева-то, пулю схлопотать. Инцидент тогда как-то сам собой замялся, но братья долго дулись друг на друга.

– И что же, братья больше не общались? Ссора навеки? – спросила Василиса.

– Да нет, через какое-то время снова стали встречаться. Мне кажется, их объединял совместный бизнес. Андрей же бескорыстно ничего не делал, и от тех клиентов, которых он «художнику» подбрасывал, тоже, вероятно, ему перепадало. А может, и еще почему. Остап ему был нужен.

– А кто же убил Андрея? Может, Чи… ну эта… «древесная обезьяна»?

– Не знаю. Хотя подумайте сами: если бы тому захотелось, он его прикончил бы прямо там, на юбилее. Честно говорю, ни о смерти Андрея, ни о гибели Арины ничего не могу сказать.

Василиса мусолила карандаш. Люся, глянула на пустую креманку Риммы и заказала ей еще мороженого. Пока она съест, не уйдет ведь, а будет есть – будет и говорить.

– Римма, вот вы рассказывали, что Арина никуда не любила ходить… А муж ее, наоборот, заявил, что к портретам его потянуло после того, как Арина заявилась очередной раз домой пьяная. Она была неравнодушна к спиртному?

– Да ну что вы! Просто мама Остапа, Вероника Мефодиевна, любила изредка побаловать себя наливкой собственного приготовления. А чтобы совместить полезное с приятным, в таких случаях она неизменно приглашала к себе на собеседование невесток. Не знаю, как уж там Полина, а Арина приезжала от свекровушки домой в весьма непотребном виде. Она ужасно казнила себя потом, но отказаться совершенно не могла, старуха умела настоять. Остап злился, но маменьке слова поперек тоже сказать не отваживался. Вот и приходилось ему периодически терпеть неприятное зрелище – пьяную жену. Кстати, меня всегда это злило, сам защитить жену от матери не мог, а Арине потом выговаривал. Но разве кому-то есть дело до моей злости!

Люся поерзала на сиденье.

– А вы уверены, что ваша хозяйка была настолько безгрешна? Может, у нее где-то на стороне друг имелся?

– На друга время надо, а она все больше дома околачивалась. Один раз, правда, звонил ей мужичок… Тарасов какой-то. Ну так, похоже, у них с ним никакой сердечности не было, потому что Арина на него прямо-таки рычала.

Подруги всполошились.

– Что за Тарасов! Подробней, пожалуйста.

– Да какие там подробности! Я же в низшем составе прислуги, так сказать, потому к телефону и не подхожу, ничего особо не знаю. Просто однажды с полочки телефонной пыль стирала, тут телефон и зазвонил. Да так долго верещал, а никто трубку не брал. Я подумала, что Арина спит, трубочку и сняла. «Алло», – говорю. А мне в ухо мужик орет: «Арина, это Тарасов. Сколько дрыхнуть можно?!» Я ему: «Арина Николаевна еще спит, с вами прислуга разговаривает». Мужик перематерился, сказал, что голоса наши спутал. Потом я доложила, как положено, Арина трубку взяла и так с ним разговаривала… ну прямо, как змея, шипела. Я ничего из разговора не слышала, да, честно говоря, и не прислушивалась. И все-таки не сердечный друг это был, точно вам говорю, – важно рассуждала Римма, увлеченно вылавливая ложечкой фрукты из мороженого.

– И квартиру ваша хозяйка нигде не снимала?

– А зачем? Ей и в своем доме места хватало. И потом, я же вам говорю: она никуда надолго не отлучалась. Знаете, а вы сходите к Полине, она работает в павильоне «Флористики», на Краевой. Ей должно быть что-то известно. Только, пожалуйста, если можно, не говорите, что это я вас к ней направила. Мне же еще в том доме работать.

Люся, уже поднимаясь из-за стола, спросила напоследок:

– Скажите, Римма, а откуда вам известно так много?

– О господи! Тоже мне тайны! Нас же никто за людей в доме не считает. Нет, наверное, есть такие люди, которые и к прислуге, как к человеку, относятся, но большинство хозяев считает нас чем-то вроде пылесоса, неодушевленным предметом без слуха, без мозгов. Вот и Львовы из таких. Все свои сплетни – при нас, воспоминания – тоже. А уж когда они друг с другом откровенничали, так тут хоть уши затыкай. Они в присутствии прислуги такие вещи вытворяли – вы себе и представить не можете. Так что мы их лучше мамы родной знаем.