Цзяня эта новость глубоко разочаровала. Ван и Бай были его любимыми учителями. Они обращались с ним как с родным сыном.

Он свесил ноги с кровати и потянулся.

— Что случилось? Я думал, правители меня вызовут!

В окно лился меркнущий фиолетовый свет, постепенно сменяясь оранжевым. Принцесса скрывалась от лика отца. Близился рассвет.

— Поэтому мы здесь, великий герой, — ответил Нинчжу. — Правители убедились, что мы мудры, и вернули нам законные места ваших наставников. Мы имеем честь представить вас им.

— Давно пора! Почему меня заставили ждать так долго?

Цзянь полагал, что герой пророчества находится, самое малое, на равной ноге с правителями. Он выскочил из постели и устремился к манекену, на котором висело одеяние, сшитое портным. Юноша быстро оделся и завязал пояс, как его научили.

— Зовите гримировальщика!

— Это излишне, — сказал Нинчжу. — Правители пожелали встретиться с вами в неофициальной обстановке. Они просто хотят познакомиться со спасителем нашего народа.

Еще лучше. Цзянь уже почти забыл то, что госпожа хороших манер пыталась вбить ему в голову накануне вечером. Он вышел из спальни, наставники последовали за ним. Рига и Хораши шагали по бокам, остальные вереницей тянулись следом по винтовой лестнице. Совсем как в прежние времена. Очень хорошо.

Внизу Цзянь остановился и обернулся.

— А что сталось с мастером Линь?

— Тайши освободили от должности, — усмехнувшись, ответил Синсин. — Правители в своей великой мудрости поняли, что эта алчная особа пытается присвоить себе ваше предназначение, и вернули вас под нашу опеку. Она злая женщина, и вы хорошо поступите, если забудете ее уроки.

Цзянь должен был бы обрадоваться, однако его охватили смешанные чувства. Он наслаждался привычным порядком и радовался возвращению старых учителей. Но он знал, что никто из них не научит его летать, скользить по стенам и пробивать кулаком камень. Он часто мечтал о том, как пробьет в стене дыру и сбежит из дворца. Тайши могла хотя бы попрощаться. Старуха была жутко вредной, но Цзяню казалось, что они как будто начали понимать друг друга.

Возле башни его ожидали два ряда рикшей, окруженные десятком почетных конных стражей, — это были прославленные Немые. Цзянь, сияя от гордости, влез в первую повозку. Тронувшись с места, он махнул кланяющимся слугам и отсалютовал солдатам в разноцветных одеждах. Одни ответили тем же, другие уставились на него с любопытством. Цзянь пожалел, что не надел золотые доспехи, украшенные драгоценными камнями.

Они повернули к Небесному двору. Цзянь, разинув рот, в восторге глазел на безупречные ряды солдат, стоявших по стойке «смирно». Он и им помахал. Никто не ответил. Юноша весь дрожал от предвкушения, когда рикша приблизился к повороту, ведущему к Сердцу престола Тяньди, и сильно удивился, когда повозка проехала мимо, направляясь на окраину дворцовых территорий.

— Почему мы не подъехали к престолу Тяньди? — спросил Цзянь.

— Княгиня Сунри решила, что пикник в роще гораздо приятнее обычного завтрака, — объяснил Синсин. — Я же сказал, правители хотят встретиться с вами в неофициальной, можно сказать, семейной обстановке. Вас как священного сына государств Чжун все пятеро некоторым образом считают близким родственником.

Его улыбка казалась фальшивой.

Няньки пичкали Цзяня бесчисленными историями о правителях Просвещенных государств. Сунри, самая могучая и прекрасная женщина Чжун, которая вполне могла побороться с Королевой за небесный трон. Саан, Раскрашенный Тигр, сеявший смерть на поле боя. Умный и хитрый Дунши, который знал людей лучше, чем они сами себя знали. Янсо, в чьих жилах вместо крови текли золото и мудрость. Вэйлинь, родич императора, который почти в каждой истории выступал злодеем.

Они въехали в северный сад и приблизились к маленькой роще, где росли купы ив и был полукруглый пруд, в который стекали воды шумного водопада. В рощу вел маленький красный деревянный мостик. Там было живописно и безмятежно, только лягушки квакали где-то под деревьями, покачивавшимися на ветерке. При приближении людей в воздух взмыла стая красноголовых цапель.

Рикши развернулись и высадили пассажиров. Мастера проводили Цзяня в тихий павильон. Он уже давно не бывал в этой части дворца. Здесь было скучно, и строгие садовники не питали к герою особого уважения. А еще здесь водилось много пчел, которых Цзянь втайне смертельно боялся.

Рига и Хораши, ушедшие вперед, уже ждали у двери. Они поклонились, когда Цзянь приблизился, — гораздо почтительнее, чем обычно, и ему это понравилось. Если ты считаешься равным правителю, телохранители проникаются должным уважением, даже если они знали тебя с детства.

Хораши открыл дверь, и все вошли в комнату, похожую на кладовую. Она была пуста, не считая полок с садовыми инструментами и лежавших в углу бочонков с удобрениями. У дальней стены стояли грубый деревянный стол и скамья.

Цзянь нахмурился. Он ожидал совсем другого от пикника с правителями.

— Мастер Синсин, что это такое? Почему никого нет?

Синсин склонился к нему и потрепал по щеке. А затем, не сказав ни слова, покинул комнату. Один за другим все наставники приблизились к Цзяню, вполголоса попрощались и пожелали ему удачи во время путешествия. Чан, шедший последним, даже не смотрел юноше в глаза. Щеки у него были влажные. Он чуть слышно пробормотал:

— Ступай по дороге к небу, Цзянь.

Чан остановился на пороге и негромко обратился к Хораши:

— Помните приказ правителей. Никаких знаков насилия. Все должно выглядеть естественно. Иначе будет мятеж. Мы подождем в роще.

Хораши кивнул. Рига вытащил шелковую веревку.

И тут Цзянь понял, что именно должно произойти. Это было внезапное, мерзкое, тошнотворное ощущение, как от удара в живот. У него голова пошла кругом, дыхание перехватило от ужаса. Он уставился на морщинистое знакомое лицо Хораши — человека, который заботился о нем с раннего детства. Верного, надежного, никогда не отходившего дальше, чем на десяток шагов. Хораши, казалось, не мог его предать — как не могло предать собственное сердце. Уверенность и гордость покинули Цзяня, и он произнес, как испуганный ребенок, со слезами на глазах:

— За что?

— Прости, Цзянь, — сказал Хораши. — Удача от каждого может отвернуться.

— Но в чем я виноват? Простите меня! Если я сделал что-то плохое, то не нарочно!

Хораши прикусил губу. Глаза у него блеснули.

— Ты ничего дурного не сделал, сынок. Просто неудачно родился.

Он напоследок взъерошил Цзяню волосы, и тому стало еще хуже.

— Но как же пророчество? Я спаситель нашего народа!

Хораши вздохнул:

— Хан мертв. Погиб в бою. Война кончена. Просвещенные государства победили. Теперь правители занялись приборкой. Живой ты слишком опасен. Они страшатся твоего влияния. Они боятся, что кто-то может тобой воспользоваться.