покровительственно отвечал на дилетантские вопросы Фомина, но без высокомерия, без усмешек. Кое-что даже разжёвывал, что совершенно не было ему свойственно раньше. В целом Руфулос воспринял идеи Орлова как ветхозаветный исход из египетского плена. Признал его разумность, согласился с необходимостью, но в воплощении побега сильно сомневался. Кто из нас не хочет вкусно есть и мягко спать? А наши жёны? Им каждые полгода нужны новые сапоги и пальто.

– Ты продала мою гитару и купила себе пальто (с)

Гена не знал, где Орлов взял эту цитату и не прокомментировал её.

– Так что без продюсера никак. Кто ещё обеспечит вам сытую жизнь?

– Я думал об этом шесть лет, и у меня есть сложный, многоступенчатый, но вполне выполнимый план. Но с кем его обсуждать? Кого это волнует? Ооо… Почему я не родился в эпоху Сталина? Я бы смог убедить отца народов!

«Так и есть, – подумал Рыжов, – вот зачем ему Сталин».

Орлов так раздухарился, что по пунктам выложил почти весь свой план. Руфолос оценил и в подкорке уже записывал сценарий их публичной встречи. За изложением самого плана почти не следил. Так, только пробегал по строчкам глазами. Орлов это почувствовал и, вздыхая, написал:

– Время-то уже третий час. Я тебе свой номер сейчас скину, хочу дообъяснять. А у меня завтра халтура за городом, компьютера рядом не будет, так что договорим по телефону. Лады?

Несмотря на то, что Фомин лаконично ответил «Gut», на следующий день неожиданно забарахлил его старый Самсунг, и Орлов его голоса так и не услышал. Они ещё несколько раз общались в сетях, но уже по вопросам менее значимым, менее принципиальным, не вызывавшим необходимости вербального общения. Промежуточной цели Руфулос достиг. Фомин, естественно, поделился с ним номером несостоявшегося нового Модильяни.

Казалось бы, совершенно одинаковые дни по погодным условиям в начале июня и в конце августа вызывают в нас совершенно разные эмоции. В первом случае это восторг и томительное предвкушение, во втором – пикантное предчувствие завтрашней осени с депрессивным оттенком. И вот когда однажды такие оттенки не на шутку оттенили настроение Всеволода Орлова, в боковом кармане его куртки завибрировал телефон. Номер был незнакомым. Сева взял трубку, поднёс к уху и услышал уверенный, хорошо поставленный голос когда-то гремевшего и года три уже как полузабытого блогера Руфолоса.ры.

Руфолос, конечно же, лукавил, с Фомина гриф секретности не снимал, сказал, что узнать номер в среде московских художников несложно. Извинился. Предложил встретиться и обсудить возможное сотрудничество. Найти точки соприкосновения, так сказать. Орлов с готовностью уцепился. Он давно ностальгировал по общественному вниманию. Да и сказать ему было что. Катехизис творца давно готов. План спасения искусства почти. Иллюстрировать беседу можно будет новыми, никем невиданными доселе полотнами. «Жизнь налаживается» – подумал Орлов.

При встрече и один, и другой пускали друг другу пыль в глаза, в меру преувеличивая значение и своих заслуг, и себя как личности. Ну а в общем, поговорили конструктивно. Утвердили тему. Орлов остался очень доволен тем, с каким пониманием Руфулос отнёсся к его видению изъянов современности, даже иногда предвосхищал его выводы. На подготовку к съёмкам Орлов попросил неделю. «Oк» – ответил ему Рыжов.

Ответровеяла одна неделя, отморосила другая, навзрыд зарыдала третья. Осень. Переезжая Крымский мост, Рыжов ответил на вопрос Севы (он вошёл в число его близких знакомых уже с третьей встречи):

– Зря переживаешь. Мне кажется, всё получилось отлично. Дикция великолепная, напор в словах постоянный, без понижений, без взлётов. Жестикуляция в меру. Глаза не отводил. Не сбивался. Женская аудитория будет от тебя в восторге, гарантирую.

– Они всегда были от меня в восторге.

«Особенно последние годы», – усмехнулся Руфулос где-то в глубинах серого вещества.

– Как ты едешь? Ничего же не видно.

Дворники на лобовом стекле и правда не справлялись: едва успевали сдвинуть в сторону одни кулисы, как сцену «Московская улица» сразу же заливали другие.

– Сам удивляюсь. Интуиция автолюбителя.

Очень медленно, квартал за кварталом пробираясь сквозь ливневый дождь, они разговаривали об идеях Орлова. Он не мог успокоиться и, как любой утопающий, переоценивал возможности соломинки. Рыжов был более объективен в своих невысказанных суждениях, более критичен и к себе, и к Орлову, но не настолько, чтобы считать себя соломинкой для него или его считать соломинкой для себя.

Ни один из них не запомнил момент, в который они решили поставить жирную точку тому дню. В конце концов, основная работа сделана. Остаётся отредактировать, покрыть глянцем и можно сбрасывать в эфир эту, по мнению Орлова, бомбу. Рядом с домом Рыжова припарковались и под одним зонтом пошли в сетевой супермаркет. В те времена в нём ещё было можно купить неплохой виски.

Странное видение примерещилось Рыжову между полок с дорогим алкоголем. Пока Орлов с лицом знатока одну за другой лапал бутылки, Руфулос в другом конце зала заметил взгляд странного человека, не по погоде одетого в лёгкий светлый летний костюм, с портфелем и палочкой. Рыжов отчётливо видел, как старик переложил трость из руки в руку и погрозил ему пальцем. Не успели ледяные зубы неизвестного науке беспозвоночного паразита прогрызть диафрагму Рыжова и припасть к его ложечке, как Гена почувствовал, что кто-то коснулся его локтя. Обернулся и увидел другого старика в лёгком светлом летнем костюме. У этого и костюм, и редкие волосы на голове, и редкая борода были мокрые.

– Молодой человек, вы не могли бы помочь ветерану труда?

– Отвянь, отец! – решительно прозвучал голос Орлова, который встал между стариком и Руфулосом.ры и показывал последнему выбранную бутылку, – Вот. То, что надо!

Когда Сева потянул блогера к кассам, не позволяя ему помочь ветерану труда, Гена успел бросить в противоположный конец зала свой взгляд. Никто уже оттуда не грозил ему пальцем. И какая-то гигантская белая планария просочилась-таки в его желудок.

Поднявшись в квартиру, Гена обратил внимание, как дрожат его пальцы, поэтому и попросил Орлова налить ему побольше. Только выпив одним глотком граммов сто, он смог улыбнуться. Орлов пытал: «Что случилось? Что побледнел так? Если это сердце, больше не пей». Гена отшутился: «Да откуда ему у меня взяться?»

Потом они пили не торопясь. Разговаривали о войне, о мире, о президенте. Много шутили. Запевал Орлов без умолку. Гена поражался его оригинальным мыслям и умению связать их в единую цепь с выводом, подтверждающим его тезисы, высказанные на съёмках. Наверное, много об этом думает.

– Вот такая же чертовщина, – говорил Сева, – происходит сейчас в воспетом тобой Злакограде. Кстати, респект за ту передачу! Я оторваться не мог. Так вот, там камеры