Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Натку это беспокоило, но обсудить свои тревоги ни с кем не могла. Таганцев, если бы услышал, что его драгоценной Настеньке что-то угрожает, просто забрал бы ее из секции и Наткины возражения даже не слушал бы. В те дни, когда на утренние тренировки Настю возил он, остальные мамаши притихали и вели себя тише воды ниже травы. Боялись полицейского, вполне способного испортить им жизнь. А вот с Наткой не церемонились.
Она попросила Сашку устроить ей встречу с Аэлитой Забреевой, чтобы посоветоваться по итогу с несостоявшейся, но все-таки олимпийской чемпионкой. Та посоветовала «есть слона по частям».
– Наталья, сейчас основная задача для Насти – научиться стоять на льду. Ну, не совсем стоять, конечно, а, скажем так, комфортно себя на нем чувствовать. Настя сейчас катается с «пингвинами»?
– Да, – кивнула Натка, уже знавшая, что «пингвины» – это своеобразные приспособления, позволяющие малышам не падать на льду.
– Ну вот. Пока ребенок не знает буквы, ему рано писать диктант. И в спорте так же. Вы не бегите впереди паровоза, идите от одного этапа к другому.
– Может, нам уже пора индивидуальные занятия брать? Чтобы не оказаться за бортом. Эти ушлые мамочки нас быстро обскачут. С их-то возможностями.
– Наталья, не надо, – продолжала взывать к голосу разума Забреева. – Индивидуальные занятия начинают приносить пользу, только когда человек способен сделать уже хотя бы что-то. И главное – вы следите за Настиным желанием заниматься. Как только ей разонравится и она перестанет ходить на каток с нетерпением, вы должны отступить. И не надо бояться ошибок. Первые шаги всегда очень сложные. Но если их не делать, ты никогда и не поймешь, твое это направление или нет.
В общем, все это было очень сложно и увлекательно одновременно. Насте заниматься нравилось, Таганцев скрипел зубами, но возил дочь на каток трижды в неделю, все остальное падало на Наткины плечи, но она была готова терпеть хотя бы из врожденного упрямства.
Ей бы очень хотелось получать поддержку старшей сестры, которая в любой ситуации обычно знала, как лучше поступить, но сейчас Елена Кузнецова занята своей поздней беременностью. Кроме того, Натка замечала, что у сестры появились какие-то свои дела с Таганцевым, в которые ее не посвятили. Однако чтобы разобраться, из-за чего эти двое то и дело созваниваются или шушукаются, уединившись в комнате, пока Натка разогревает ужин на кухне, у нее не было ни времени, ни душевных сил. Все съедалось ежедневными Настенькими тренировками и их жестким графиком.
Зато к концу первого месяца занятий Настенька уже могла выполнять скольжение на льду, пусть и держась за «пингвина». Это была основа фигурного катания, которую тренер постепенно усложняла, уча кататься на наружных и внутренних ребрах лезвия. Пока только скользя вперед, а не спиной.
Еще девочку научили тормозить. Для этого ноги должны оставаться мягкими, согнутыми, с переносом опоры на одну ногу. У Насти ведущей ногой оказалась правая. Теперь девочка умела помимо простой остановки после торможения боком тормозить зубчиками лезвия, и даже научилась делать это плавно, избегая падения. Тренер сказала, что в следующем месяце начинающие фигуристки перейдут еще к двум новым упражнениям: скольжению под музыку и классической ласточке.
По совету Аэлиты купила Натка дочке специальную шапочку с мягкими подкладками в области затылка и не пренебрегала налокотниками и наколенниками. Травм дочки она страшилась, хотя и понимала, что совсем без них обойтись вряд ли удастся. В общем, первый опыт обучения в школе фигурного катания стоило признать успешным, и хотя до славных побед на чемпионатах было еще далековато, Наталья Кузнецова не собиралась сдаваться и даже заказала дочке красивое платье, расшитое блестками, – чтобы выступить в первой показательной программе, которую тренер и хореограф обещали подготовить к Новому году.
* * *
Мой помощник Дима успешно сдал квалификационный экзамен на право работать федеральным судьей. Как и положено любому соискателю, он ответил на три устных вопроса из разных областей права, решил две задачи из судебной практики и выполнил письменное задание на подготовку процессуального документа, причем потратил лишь два часа двадцать минут из трех положенных часов, отведенных на подготовку, чем очень гордился.
Я же просто радовалась за него. Дима был хорошим юристом: вдумчивым и ответственным, и уже давно заслуживал отдельной работы на приличной должности. К тому же мне оставалось всего четыре недели до декрета, а назначение судьей все равно не обещало быть мгновенным, так что остаться без помощника мне не грозило.
Квалификационной коллегии предстояло еще рассмотреть Димино заявление и вынести заключение о даче рекомендации о занятии должности судьи, после чего внести Димину кандидатуру Президенту, чтобы тот представил ее на утверждение Совета Федерации.
Конечно, это была лишь формальность, но она требовала времени.
– Думаю, к твоим родам управимся, – сказал мне Плевакин после одного из совещаний, на котором все коллеги тепло поздравили Диму с успешным завершением экзаменационного испытания. – Как раз на твое место он и выйдет. А что, работа привычная, дела знакомые. Кабинет тоже. Подхватит упавшее знамя, так сказать.
Я изменилась в лице. Мысль о том, что я буду вынуждена оставить свою тяжелую, неблагодарную, но любимую работу, много лет являвшуюся смыслом моего существования, меня тяготила. Более того, я не понимала, как смогу жить без этой работы, точнее без зарплаты. Да еще с ребенком.
– Что? Тяжело тебе, Леночка? – участливо спросил Плевакин. – Или страшно?
– И тяжело, и страшно, – призналась я нехотя.
– Ну ничего. Разрешится как-нибудь, – заметил он. – Или мы обязательно что-нибудь придумаем.
Я тут же насторожилась. В словах своего шефа я услышала намек на то, что могу легко решить все свои проблемы, если рожу ребенка и откажусь от него, отдав в приемную семью. Ну да. И затрат лишних не потребуется, и с работы можно не уходить, да еще и денег дадут.
Мысль о том, что Плевакин участвует в схеме торговли младенцами, казалась мне невыносимой. Я разрывалась между желанием вывести «Яблочкина» и компанию на чистую воду и страхом, что Анатолий Эммануилович может пострадать. Все-таки в моей жизни он сделал много хорошего.
– Что тут можно придумать? – промямлила я.
Мой шеф покачал головой.
– Много чего. Лена, рождение ребенка – не конец жизни, а только ее начало. И ты же не одна. Вокруг тебя