Когда он закончил разговор, Рахман с надеждой уставился на него:

– Ну, что говорят?

– Говорят, все в порядке, – туманно ответил Али.

– А деньги?

– Не волнуйся. Все хорошо.

Кивнув, Рахман присоединил к сумке кожаную папку, тоже странствовавшую вместе с обладателем во время перелетов по свету: там хранились семейные фотографии, кое-какие документы, сувениры, путеводители, старые счета и квитанции. Подумав, Рахман сунул папку под мышку, а сумку взял в свободную руку. Ему не терпелось покинуть кабину самолета.

– Ну что, идем к ним? – показал он взглядом на беседующих мужчин снаружи. – Сейчас спущу лестницу, чтобы не ждать, пока выберутся остальные. – Затем открыл люк в полу кабины и нажал кнопку. – Спускайся первым, а то меня, чего доброго, не признают, и кто-нибудь пальнет сдуру. Было бы глупо погибнуть теперь, когда самое опасное позади, а?

Али подошел к нему вплотную и посмотрел сквозь отверстие люка на узкую лестницу, касающуюся земли.

– Смелей, – подбодрил его летчик. – Она только с виду хрупкая, а на самом деле слона выдержит. Видел когда-нибудь слона?

– Нет, – ответил Али, запустив руку за спину, словно поправляя там ремень или рубашку.

– Огромный, ушастый, а вместо носа хобот, – тараторил Рахман. – Такой длинный отросток, похожий на шланг пылесоса. Ну, пылесос, надеюсь, ты видел?

– Нет, – повторил Али и ударил Рахмана ножом в левую половину грудной клетки. – Извини. Так надо.

Потом вытер нож о рубашку Рахмана, спрятал его, присел, уперся руками в пол, свесил ноги, нащупал ими перекладину и начал спускаться.

– За что? – спросил Рахман, еще не вполне понимая, что уже не жилец на этом свете.

Не удостоив его ответа, Али ступил на перекладину ниже, потом еще ниже, а потом скрылся из виду.

Рахман обнаружил, что стоит на коленях, хотя не помнил, когда и как очутился в этой позе. Сумка и папка валялись на полу. Правая рука изо всех сил зажимала рану, словно это могло остановить кровотечение.

– Мои деньги, – с усилием проговорил он, но никто его не услышал.

Качнувшись вперед, Рахман восстановил равновесие, продержался вертикально несколько секунд и опрокинулся навзничь. Его затылок с размаху ударился об пол, но боли не было. Ничего не было.

Глава пятая

Игрок и пешки

Все время, пока заложников рассаживали по автобусам, чтобы отвезти в подготовленную пещеру, Карл Лонгман кутал нижнюю половину лица шарфом, словно защищаясь от пронизывающего ветра, гуляющего по горному ущелью. На самом деле он просто не хотел, чтобы кто-либо его рассмотрел и запомнил. Обычная мера предосторожности для сотрудника Центрального разведывательного управления США. Таких уловок существовало сотни – маленьких и сложных, хитрых и не очень, традиционных и изобретенных лично мистером Лонгманом. Он давно забыл, что такое жизнь обыкновенного законопослушного гражданина. Он не просто работал секретным агентом, он был секретным агентом, сросшись со своей профессией воедино, как со шкурой.

Все его существование подчинялось логике, диктуемой руководством ЦРУ. Он не помнил, когда целовал женщину или ужинал в ресторане без задней мысли, не выискивая источников слежки или каких-либо иных подвохов. Впрочем, его это не тяготило, потому что, как уже отмечалось, он забыл, что поцелуй бывает просто поцелуем, а еда – просто едой. Как забыл и уже не представлял себе, что значит жить оседлой жизнью на одном месте.

Не так давно Лонгман чудом унес ноги из Москвы, откуда руководил действиями отряда боевиков, завладевших опытными образцами супервзрывчатки под названием «тромонол». С ее помощью был взорван автобус вместе с несколькими десятками пассажиров. Но главной акции, состоявшей в том, что на воздух должен был взлететь целый концертный зал, не получилось. Людей и взрывчатки Лонгман лишился, был вынужден спасаться бегством, а в результате был встречен в Вашингтоне холодно, без лучезарных улыбок и дружеских похлопываний по плечу. Чтобы вернуть себе доверие, следовало придумать и провернуть нечто совершенно сногсшибательное, и Карл Лонгман полагал, что первый пункт этого плана он уже выполнил, а второй тоже вот-вот будет реализован.

Окруженный талибами и их приспешниками, дыша пьянящим горным воздухом, видя десятки людей, судьбы которых вершились по мановению его руки, Лонгман несколько утратил связь с реальностью. В этой дикой стране было возможно все, в буквальном смысле этого слова. Тогда почему не за пределами Афганистана? Почему не в любой другой точке земного шара? Требовались лишь воля и силы для воплощения задуманного. У американца имелось и то, и другое.

Он выглядел не менее эффектно, чем какой-нибудь героический киногерой, и гордился своей внешностью хорошего парня. Чувственные губы, честные ясные глаза, крутой подбородок, свидетельствующий о сильном характере. Такой мужчина был вправе рассчитывать на победу, и он в победе не сомневался. Ведь одно проигранное сражение – это еще не вся война, не так ли? Карл Лонгман еще вернется в Россию. Но уже не тайно, а открыто, в числе победителей, которые продиктуют свою волю укрощенному народу. Лонгман верил, что это произойдет еще при его жизни. Однажды судьба ненавистной страны уже висела на волоске, и только чудо спасло ее тогда. А с чего все началось? С аварии ядерного реактора в Чернобыле. И запустилась цепная реакция, завершившаяся распадом Советского Союза. Правда, Россия уцелела и мимикрировала, заняв место СССР. Но выдержит ли она новый Чернобыль? Десять новых Чернобылей?

Ответ был категорически отрицательный, и, всякий раз приходя к одному и тому же логическому умозаключению, Карл Лонгман не мог удержаться от легкой торжествующей улыбки, кривящей прямую, жесткую линию его губ.

Когда автобусы с заложниками отдалились и уменьшились до размеров бульонного кубика, он попросил подвести к нему непосредственных исполнителей операции. Несколько секунд спустя перед ним предстали Рустам, Бабур, Махмуд и Рахима, а еще через полминуты к ним присоединился их командир Али, прячущий за спину правую руку.

– Что у тебя там? – спросил Лонгман, придавая голосу сочувственную интонацию. – Рана?

– На мне ни царапины, – ответил Али с неподражаемым достоинством. – Это просто кровь. – И продемонстрировал ладонь, пальцы которой были слегка испачканы красным. Кровь успела подсохнуть, но все еще была липкой на ощупь и блестела в дневном свете.

– Человеческая? – поинтересовался Лонгман, жадно разглядывая красные потеки на вытянутой пятерне.

– Вражеская, – пожав плечами, ответил Али.

Это означало, что врагов он за людей не считал. «Надо будет запомнить