от краски, бросившейся в лицо; хорошо хоть, на улице темно.

Теперь, когда она протрезвела окончательно, случившееся с ней сегодня предстало не в самом лучшем свете. Мало того что она пошла в ресторан, где целовалась, она буквально схватила себя за руку в последний момент, чтобы не пасть окончательно и не отправиться с Тимофеем в его номер!

Супруг Михаил в тесной компании любил развивать мысль, что все женщины — потенциальные шлюхи. Все до единой! Мол, если им создать соответствующие условия: ухаживание по полной программе, цветы, конфеты, комплименты, приличного вида мужика, который смотрит на нее влюбленными глазами, ни одна не устоит. Тут же бери ее, тепленькую! Вот бы он порадовался, что его тезисы так соотнеслись с практикой!

Впрочем, насчет ее, Марины, его отношение прогнозировать трудно. Может, Михаил пришел бы в бешенство. Ведь он оставил ее одну в полной уверенности, что она будет сидеть дома и ждать его, как Сольвейг[4], всю оставшуюся жизнь… А вообще, чего это она о нем вспомнила? О человеке, который едва не уничтожил ее как женщину!

— Кстати, — веселым голосом проговорил Тимофей, — можно было бы искупаться в море прямо сейчас!

Марина почувствовала, что он напряжен, а если точнее, обеспокоен: только что между ними была духовная близость, которая стала стремительно таять, как лед на жарком солнце. Он мучительно соображал: в чем провинился? Ведь то, что она покорно пошла с ним к санаторию, произошло как бы само собой, безо всякого нажима с его стороны.

Его слова о ночном купании не вызвали в Марине никакого отклика. Они шли как раз берегом моря, которое шевелилось и дышало в темноте, как огромный зверь. Но думалось вовсе не об этом, а о том, что до ее квартиры оставалось совсем немного, всего лишь подняться на пригорок. И она останется одна.

Ей просто необходимо было сейчас побыть в одиночестве, чтобы разобраться, чего это вдруг в ней проснулась тяга к сексу. Да, да, именно так! То, от чего она всегда бежала, то, что никогда не приносило ей особого удовольствия, вдруг так властно повлекло ее, что Марина откровенно струхнула. Вряд ли фригидные женщины, к числу которых она с подачи мужа теперь себя относила, испытывали такие ощущения…

— Давай завтра? — сказала она и прибегнула к традиционной женской уловке, объясняя свое нежелание: — Сегодня у меня были ранний подъем, сборы, дорога — я устала.

— Да, да, конечно, — поспешно согласился он. — Завтра утром я зайду за тобой, и мы вместе пойдем на завтрак.

— Ты решил меня кормить и поить? — улыбнулась она.

— Разве мы не договорились, что мне это приятно и ничего не стоит? К тому же ты ешь как птичка. Уверен, мне это обойдется совсем недорого.

— Признаюсь честно, я старалась выглядеть в твоих глазах получше, — хихикнула Марина. — На самом деле я страшная обжора и меня легче убить, чем прокормить!

Он с облегчением поддержал ее шутливый тон, который давал возможность обеим сторонам разойтись в стороны с минимальными потерями, то есть без обид. Ведь, в конце концов, сегодня — только первый день. А завтра…

— Утро вечера мудренее, — сказали они в один голос и расхохотались.

А Тимофей продекламировал:

На вершине июльской жары нас кружили цветные миры, и швырял амальгаму прибой, многократно бликуя тобой. Ты шептала: «Чуть-чуть подожди — отзвенят золотые дожди, мы пойдем — и у кромки воды соберем золотые плоды…»

— Спасибо, — вздохнула Марина, остановившись у калитки; сквозь зеленую стену винограда пробивался электрический свет, в беседке слышались веселые голоса. — Мне еще никто не читал стихов. Тем более своих. Такое впечатление, что они у тебя есть на всякий случай жизни.

— Я мог бы читать их тебе всю ночь, — с некоторым упреком проговорил он, — люди еще не спят, слышишь?

— Наверное, они приехали не сегодня, — примиряюще улыбнулась она. — Обещаю, завтра я буду слушать тебя хоть до утра…

Она сказала так в запале, тут же прикусила губу, но было уже поздно.

— Ловлю тебя на слове! — оживился Тимофей. — Ради этого я готов немедленно отправиться на покой и даже не требовать с тебя последнего поцелуя.

— Требовать? — удивилась Марина.

— Конечно, ведь ты обещала пойти ко мне и, получается, обманула!

— Что может наобещать пьяная женщина! — покачала она головой и уже за калиткой послала ему воздушный поцелуй.

Похоже, бедная старушка, позвавшая ее к себе на квартиру, была не так уж бедна. За грубо сколоченным деревянным столом в беседке, увитой виноградом, сидели человек восемь разнополых особей и шумно что-то праздновали… Вместе с ними сидела за столом хозяйка дома и прилегающего к нему жилья, простоволосая и оттого выглядевшая моложе лет на пятнадцать.

— А вот и новая квартирантка! — вскричала хозяйка и резво выскочила из-за стола. — Садись, Мариночка, к столу, я сейчас тарелочку принесу.

— Спасибо, я недавно поужинала и ничего не хочу, — проговорила Марина, но ее никто не услышал. А если точнее, не захотели слушать.

— Дак мы тоже не есть сюда пришли, — пробасил бородатый мужчина в полосатой майке, рядом с которым посадили Марину.

Вся компания дружно рассмеялась, хотя Марина не поняла, из-за чего.

— Чё тут есть! — фыркнул бородатый, и сидящие опять захохотали. Он понизил голос и доверительно сообщил: — Меня звать Саша.

«Это называется — в чужом пиру похмелье», — подумала Марина, понимая, что уйти из-за стола ей не дадут, а, наоборот, начнут втягивать ее в общий разговор, доводить до общего градуса, а если она не захочет пить, станут уговаривать всем столом, потому что у кого-то из них день рождения…

— У нас сегодня — День медицинского работника! — громко, как глухой, пояснил сосед Саша.

— Мне казалось прежде, что День медработника бывает в воскресенье, а сегодня понедельник, или я ошибаюсь?

— Не ошибаетесь. Но ведь я сказал, у нас, — правильно? — а