Госпожа Школьник меряла шагами узкое пространство между ее большим столом и доской. Коренастая, улыбчивая, в тяжелом не по сезону свитере. Мел она зажимала пальцами, как сигарету. Кто-то, войдя в класс, что-то бурчал в знак приветствия, но это были исключения. Сесилия стала оглядываться. Прямо над ней располагался кондиционер и обдувал ее холодным воздухом – все-таки не зря она надела комбинезон.

– Если понадобится, у меня есть еще один свитер. – Госпожа Школьник как-то незаметно подобралась к столу Сесилии. – Это место у нас называется Северный полюс. Я в администрацию тысячу раз обращалась, но почему-то никак нельзя укротить температуру, прямо беда.

– Ничего, – сказала Сесилия. – Я не знала, но мне не холодно.

– Не знала? Что тебя посадят за стойку для продажи мороженого? Четыре штрафных балла! Шучу, – произнесла госпожа Школьник, глядя в глаза Сесилии. – Штрафных баллов у нас нет. Могут оставить после уроков, а вот штрафных баллов нет.

– Я что-то не так сделала? – спросила Сесилия.

– Все так. С чего ты взяла? – Глаза госпожи Школьник широко распахнулись. – Я просто знакомлюсь с тобой, говорю «здравствуй», предлагаю тебе тихую гавань в штормовую погоду. Все клево. Добро пожаловать! Меня в детстве тоже несколько раз переводили из одной школы в другую, так что как осваиваться на новом месте, знаю не понаслышке.

За спиной у госпожи Школьник зазвенел звонок, и в ту же секунду в дверях появилась Сидни и еще одна из ее свиты – Бейли, блондинка, – и Сесилия вздрогнула, впрочем, их лица выражали полное равнодушие. Без единого слова они отчалили друг от друга и направились к столам, точно голуби, которые знают свое место на насесте. Надо же, как уверенно держатся, Сесилия даже в своей школе так не могла. Будь на столе ее фотография, она бы все равно спросила, туда ли она садится.

– Моя реплика, – заявила госпожа Школьник. – Доброе утро, Сидни.

Сесилия увидела, что Сидни уселась на место прямо рядом с ней. Их взгляды встретились, и Сесилия улыбнулась, вроде бы вполне нормально и по-дружески, однако Сидни свела губы в жесткую тонкую линию и повернулась к доске.

Сесилия поежилась. В кармане завибрировал телефон, она чуть вытащила его, просто посмотреть, кто звонит. Крупные буквы гласили ПАПА, будто ее папа был такой же, как и у других, папа из мыльной оперы, с баскетбольным кольцом, в невразумительных джинсах и с ящиком, полном всяких гомеопатических средств. «Привет, – гласила эсэмэска, – мне тебя не хватает, моя конфеточка». Моя конфеточка. Ничего попроще нельзя было придумать? На глаза навернулись слезы, и Сесилия смахнула их, как ей показалось, небрежным жестом. Отец прилетел из Нью-Мексико, небось, сидит сейчас нога на ногу с закрытыми глазами. Странное ощущение – ты вроде и часть целого, но оно уже не целое, и часть, которой не хватает, – это ты. Сесилия не хотела, чтобы ее не хватало. Она хотела быть в своей комнате в их квартирке с родителями, нажать клавишу и отмотать чуть назад, чтобы все пошло по другому сценарию. Чтобы мама вошла в родительский комитет, пекла с другими родителями пироги и кричала во весь голос, когда на нее покатили бочку, – чтобы была, как родители Катрин.

– Я не ведьма, – сказала Сесилия. Сидни подняла бровь, как и еще несколько человек, сидевших рядом. – Ясно же.

Сидни наклонилась к ней.

– Знаешь, кто мог сказать такое? Только ведьма. – Она засмеялась, скрестила руки на груди и отвернулась к учительскому столу.

Сесилию бросило в пот.

Вот почему ее отправили к Буле. Решить проблему самостоятельно она не могла, как не могли и ее родители. Если бы на ее месте сейчас сидел отец, он бы кивнул или даже хихикнул. На остроумную реплику его бы не хватило. А мама – в подростковой версии – напугала бы Сидни до смерти. Ее же сегодняшняя мама просто закатила бы глаза и решила, что обижаться – ниже достоинства Сесилии. Ее родители – любящие и живущие в мире фантазий родители, – наверное, думали, что, отправляя Сесилию к Астрид, они продлевают ей рождественские каникулы, где она будет дремать на уютной кушетке, – но это же не так! Она здесь, потому что не нашлось никого, кто бы за нее вступился. Школьный психолог предположил, что ей будет комфортнее перебраться в другую школу – ей, на которую наехали, мол, чтобы избежать дальнейших наездов, – и родители согласно кивнули. Ей всего тринадцать. Для того, чтобы самой принимать решения, она еще не дозрела. И когда на следующее утро родители, сидя за их крошечным кухонным столом, спросили, как она относится к переезду в Клэпхэм, к Буле, Сесилия согласно кивнула – что еще ей оставалось делать?

На ее стол с мягким стуком легла книга. «Над пропастью во ржи». Госпожа Школьник раздавала книги по одной.

– Скукотища небось, – заявила Сидни. – Даже картинки нет на обложке. Про что там, про сельское хозяйство?

Кто-то захихикал, чтобы не выглядеть тупицей, хотя о книжке точно слыхом не слыхивал – лишь бы поржать.

– Нет, – сказала Сесилия. Она ее прочла в прошлом году. – Это про парня, которого исключили из школы, и вот он бродит по Нью-Йорку, он слегка ку-ку, но такой занятный, в общем, книжка хорошая.

– Сесилия, без спойлеров! – Госпожа Школьник засмеялась. – Но это верно. Сельское хозяйство тут точно ни при чем. Вечером прочтите две главы, завтра начнем обсуждать.

– В любимчики метишь, – сквозь зубы процедила Сидни.

– Мне до лампочки, – ответила Сесилия. – Просто я ее уже читала.

Госпожа Школьник хлопнула в ладоши.

– Ладно! Теперь в произвольной форме пишем «Давайте познакомимся»! Бумага у всех есть, ручка тоже! Пять минут! Пишите, что в голову взбредет, подсматривать не буду! Никто не узнает! Вы свободны как птички, полная свобода!

Сидни закатила глаза.

– Вот уж ты разгуляешься, ведьма. Полная свобода! Напусти на нас порчу!

Сесилия подняла руку.

– Можно выйти в туалет? – Госпожа Школьник кивнула и указала на дверь.

– Ты молодец, – громко прошептала она, когда Сесилия шла мимо ее стола. – Пока все идет отлично, да?

– Да, – подтвердила Сесилия. – Высшая лига.

Она вышла в коридор и плотно прикрыла за собой дверь. Линолеумный пол сиял безукоризненной чистотой, что твой каток на олимпийском стадионе. Сесилия пошла, до скрипа вдавливая кроссовки в пол. Торопиться некуда. В широком коридоре, обрамленном шкафчиками, – никого. До туалета шагов пятьдесят, и она едва волочила ноги, по пути заглядывая в дверные оконца. В каждом классе дети по-своему тупили от скуки. Тупили на математике, на французском. Веки тяжелые, еще не привыкли рано вставать. Целое лето безделья – как настроить мозги на работу в такую рань! Смотреть телек – это да. Учить неправильные глаголы – извините. Конечно, со временем приспособятся.

На стене возле двери в туалет висела большая информационная доска – распечатанные на принтере объявления о внеклассных занятиях, наборах в команды, прослушиваниях для занятий музыкой, о клубах. В старой школе Сесилия ходила в дискуссионный клуб, тут ничего такого не предлагалось. Она скользнула глазами по комедийным и трагедийным маскам – пьеса называлась «Музыкант», вроде бы для маленького города совсем не в тему. Футбол и волейбол ей и на фиг не нужны, занятие для дураков. Танцы – это по крайней мере красиво и артистично, но она опять же не по этой части. Если что и привлекло внимание Сесилии, так это листок в правом нижнем углу доски, явный уголок для растяп: СОБИРАЕМ ЭКИПАЖ ДЛЯ ПАРАДА! СТРОИМ ПЛАТФОРМУ ДЛЯ ПРАЗДНИКА УРОЖАЯ ЭТОГО ГОДА! НИКАКИХ НАВЫКОВ НЕ ТРЕБУЕТСЯ! Ниже стояло имя госпожи Школьник и номер класса, Сесилии уже известный. Построить платформу на парад – для школы Нью-Йорка чистая экзотика. Бери и не думай, столичная штучка! Сесилия представила себя с молотком в руках, тут же развеваются флаги, все искрится и сияет. Поди плохо!