Скегги был прав — расклад получился хуже некуда. Я вытащил из мешочка ещё одну руну, чтобы лучше понять перевёрнутую Перг.

— Ав, — прочитал я, глядя на четвёртую руну. Значит, предчувствие меня не подвело.

— Скажи, что видишь, Хинрик, — взмолился Скегги. — Это то, о чём я думаю?

Я поднял глаза на брата.

— Что бы ни показал бросок на второй путь, этим следовать нельзя, — заключил я. — В буре ты потеряешь много кораблей и застрянешь на острове так долго, что дождёшься лишь смерти. Буря лишит тебя способа двигаться, скуёт тебя и сделает узником на этом острове. А там либо голод, либо люди твоего отца всех нас прикончат. Ибо бежать будет не на чем.

Скегги обречённо кивнул.

— Значит, мы думали верно, — тихо отозвался он, отпил немного вина из меха и вылил половину на землю. — Я благодарю Всеотца и богов за ответ и жертвую им своё вино.

— Этого будет маловато, — предостерёг я.

— Сейчас у меня с собой только это. Но я этой же ночью принесу добрые дары.

— Хорошо. Ты хочешь видеть второй путь?

— Спрашиваешь? Конечно, хочу! Особенно после того, что показал первый.

Второй раз лить кровь на руны не требовалось — связь с полотном судьбы Скегги уже была сотворена. Поэтому я убрал все руны в мешок, хорошенько перемешал их и, глядя на костёр, воззвал к Воду:

— Открой, Всеотец, будущее, что ждёт хирд Скегги, если он как можно быстрее покинет Хавстейн до начала великой бури, не дождавшись обещанных кораблей. Каков будет путь хирда? Что ждёт его?

Как и прежде, я по обечреди и не глядя вытащил три руны и выложил в ряд на землю у костра. На этот раз выпали Гульг, перевёрнутая Бран и Эль.

Гульг — руна воинской ярости. В рунном алфавите было две руны воинов — Тройн и Гульг. «Доблесть» и «Ярость», ибо то были две грани одного. Доблесть почитали воины, уважавшие порядок, честность и бесхитростность. Тройн была руной поединков и освящённых битв. Но выпавшая Гульг всегда говорила о тёмной стороне битвы. О неудержимой ярости, красной пелене на глазах, отчаянных сражениях и всех битвах, когда события разворачивались неожиданным образом. По Гульг шла битва ради битвы, Гульг отрицала здравый ум. И это было странно, потому как вожди северян редко шли на необдуманные побоища.

Руна Бран всегда обещала обман, хитрости и попытки достичь цели неочевидными способами. Руна воров и лжецов, изменников, разведчиков, предателей и людей недюжинного ума. Перевёрнутая Бран могла говорить о том, что обман будет раскрыт, что интрига всплывет наружу, что хитрость не удастся.

Тем страннее было видеть в конце ряда руну Эль. Знак Эльскет — прекрасной и светоносной супруги Всеотца. Богини, что одарила смертных жён способностью к колдовству. Богини, освящавшей союзы, договоры и браки. Богини, что, несмотря на покровительство влюблённым, путешествовала по полям битвы и отбирала половину павших воинов. Эльскет всегда казалась мне наиболее загадочной из всех богов, ибо покровительствовала взаимоисключающим понятиям. Но в мудрости её нельзя было сомневаться, ибо Эльскет, как и Вод, была всеведающей.

— Кажется, не настолько всё и плохо.

Голос Скегги отвлёк меня от раздумий.

— Хорошие вести — мы сможем добраться до Эглинойра, — сказал я. — Если успеем пройти мимо бури. Здесь я не вижу знаков, что сулили бы гибель хирду.

— Значит, так тому и быть, — кивнул брат. — Я прикажу собираться как можно быстрее. Если получится, выйдем завтра.

— Погоди, почтенный. — Я снова и снова вглядывался в странный рунный ряд. — Добраться-то мы доберёмся, но то, что будет дальше, вызывает у меня вопросы.

— Эль — это же союз?

— Тяжело трактовать этот расклад однозначно, — признался я. — Но точно нужно быть готовыми к тому, что мы увидим не то, что ожидаем. Гульг мне здесь очень не нравится. Либо нас вынудят атаковать без подготовки, либо… Что-то взбудоражит войско. И не доверяй союзникам, Скегги. Будут хитрить. Там точно кто-то не обрадуется нашему появлению и постараемся всеми силами от нас избавиться. Возможно. Как раз и для того, чтобы заключить союз.

— Но кто и с кем? — озадаченно спросил брат.

— Этого я сказать не могу. Ляг Бран прямо, я бы подумал, что нам сулят союз с обманщиком. Но руна легла перевёрнутой. Возможно, кто-то будет хитрить, но нам удастся вывести его на чистую воду. В любом случае союз будет уже после этого. Если будет. Если это вообще наш союз…

— Как бы то ни было, на мой главный вопрос ты ответил. Благодарю тебя Хинрик. — Скегги вылил на землю подле костра остатки вина. — Я благодарю Всеотца и богов за ответ и жертвую им своё вино. Клянусь, что сегодняшней ночью принесу дар из трёх куриц в блоагодарность за помощь. По одной за вопрос и ещё одну в знак почтения богам.

Ну… Мог себе позволить… Как по мне, так многовато.

Скегги выпрямился, привязал мех к поясу и вытащил из кошеля серебряную монету.

— Знаю, ты не особо нуждаешься в деньгах, но пусть будет платой. Надеюсь, в Свергло потратишь на что-нибудь полезное.

Я принял подношение. Скегги заметно приободрился и снова стал братом, которого я знал и уже почти что полюбил. Улыбка вернулась на его лицо, в глазах потухло отчаяние и снова разгорелась жажда действовать.

— Ты очень помог мне, Хинрик, — слегка поклонился он. — Благодарю тебя и как начертателя, и как брата. А сейчас мне нужно всех предупредить. Если подняпряжёмся, сможем выйти уже завтра.

Я молча кивнул. Когда Скегги исчез за пологом, что закрывал моё убежище от ветра, руки сами по себе вновь потянулись к рунам. Что-то не давало мне покоя, какая-то неясная тревога, природы которой я никак не мог определить. Она появилась вместе с приходом Скегги, но не исчезла даже после того, как он меня покинул. Это было похоже на раздражающий зуд в затылке, на искры холодка, что бегут вдоль позвоночника. Я не имел привычки тревожиться даже по серьёзным поводам. Размышлять, наблюдать, выискивать в воспоминаниях корни настоящего — да. Но я редко поддавался чувствам. Сейчас же необъяснимое беспокойство грозило лишить меня рассудка, если я не пойму, в чём заключалась причина.

Я пошарил в припасах и нашёл несколько ломтей сушёного мяса да мех с пивом, утащенный из чертога Скегги. Для одного вопроса хватит.

Вытерев нож и очистив лезвие в пламени, я рассёк левую ладонь и, произнеся воззвание к Всеотцу, окропил пламя кровью, а затем пролил немного и на руны.

— Вод, отец всех богов и